Час до конца сентября - Сантьяго

я твоей матушке, что нельзя маленькой девочке на ночь читать Уголовный кодекс Российской Федерации…

— Ирка, айда ко мне работать! — в изумлении предложил Лешка. — Я сам до сих пор со шпаргалками бегаю, а ты без запинки статьи перечислила!

— Нет уж, я лучше розы высаживать буду, Лешик, дарить миру красоту.

Последней ушла в дом Ира, засыпая на ходу. Бахтияр налил в рюмки коньяк, заметил тоскливый взгляд, которым друг проводил его любимицу.

— Докладывай, лейтенант. Что у тебя с ней происходит?

— Я не знаю, Баха, — Решад провел ладонями по лицу, помолчал, потянулся за сигаретами. — Ничего у нас с ней нет, и быть не может. Ни-че-го. Мезальянс… Просто душу из меня вытряхнула, и тапочки из нее вяжет.

— Это она умеет. Отступишься?

— Не смогу, — помолчав немного, решительно ответил друг.

— Меньше всего я бы хотел видеть тебя рядом с Ирой, пойми меня правильно, сынок, причину знаешь сам. Но она смотрит на тебя… как Малика на меня смотрела…

— Ошибаешься, я просто сосед, ее слова.

— Говорить можно все, что угодно, слышать нужно сердце. Вроде, умница-разумница, но мужчин выбирать не умеет, одни и те же грабли.

— Что?

— Не рассказала, почему в вашем поселке появилась?

— Мне — нет. А сплетни я не слушаю.

— В апреле, за неделю до свадьбы, узнала о похождениях жениха. Мы думали — рехнется девка, сами виноваты, оберегали ее слишком, все-таки одна девочка у Сашки и Эли в родне получилась, остальные, куда ни плюнь — пацаны с той и с другой стороны. Ириска залп из всех калибров по тому скоту и его зазнобе дала, и умчалась в вашу деревню.

— О как… Теперь понятно свадебное платье в гардеробе.

— Свекровь ее несостоявшаяся выбирала, моя кнопка ни за что б такое не купила сама. Я Сашке сразу говорил, что не выйдет ничего хорошего из этого брака. Обрадовался, когда Ириска сюда уехала, мечтала кнопка моя с детства жить именно домом, а тут ты оказался, — Бахтияр развел руками. — Ну как так-то, а? Пути Господни неисповедимы… С тобой ее ждет та же самая проблема, рано или поздно тебя потянет на сторону.

— Я тебя услышал, командир.

— Я не буду больше спрашивать тебя, что будешь делать, но надеюсь на твое благоразумие.

— Женюсь на одной тут… Ребенка ждет, — окончательно смирился с участью Решад. — И уеду. Давно собирался, с рукой еще проваландался, сейчас здоров. Если поспособствуешь по старой памяти подальше оказаться, буду рад. Пора и Кащею долг вернуть. Наша нора еще жива?

— Жива. М-да, дела… Костя тоже за Ириской ухаживает?

Молчаливый кивок собеседника был ответом.

— И тебя отпускать не хочу, но кнопка моя дороже, прости старика. Может, это будет правильно, расстояние успокоит. Сделаю, что в моих силах.

— Закрыли тему, командир.

Мужчины помолчали немного, отступая от неприятного разговора.

— Ты всех нашел?

— Да, последнего, который Малику и детей…, - голос дрогнул, но Бахтияр договорил, — расстрелял, в шестнадцатом году в Анкаре выловил. И твоих двух оставшихся нашел, Салих помог, он добро помнит.

Оба невольно посмотрели на часы Решада, вспоминая беспокойную ночь, и распластанного у медпункта безутешного отца, принесшего маленького сына на руках к врагам, к русским, как к единственному спасению.

Под утро, после ободряющих новостей, тот судорожно совал доктору толстые пачки денег с изображением президентов, небрежно перевязанные аптечной резинкой, а когда понял, что не возьмет награду гордый гяур, сорвал с запястья дорогие часы, с поклоном протянул молоденькому хирургу.

Часы доктор принял, поклонился в ответ. И на его шее, в вырезе расстегнутой не по уставу рубашке, чуть выше жетона, Салих с удивлением увидел на цепочке серебряный крохотный полумесяц со звездой вместо православного креста. Усмехнулся, вспомнив, что командир части — кавказец, горец, а православный.

Обнял единоверца, долго выспрашивал о житье-бытье, не зная, что этим подставил парня по удар, что свои же слышат их разговор. Забирая ребенка через две недели, о чем-то долго шептался с Бахтияром, незаметно передав деньги для доктора, и растворился со своими головорезами на одному ему известных горных тропах.

— Благодарю, — Решад склонил голову перед командиром.

— Давай, за мою семью, за мальчишек наших.

Мужчины встали, подняли рюмки, помолчали, отдавая дань ушедшим, выпили:

— Земля пухом…

— Июль-

(24 июля, вторник, +26)

— Кать, мы с Наткой так удачно съездили! — врываясь в библиотеку, обрадовала приятельницу Ира, но осеклась, увидев посетительницу. — Я попозже зайду.

— М-да, стучаться вас не научили, это я помню, — повернулась навстречу шумовой гранате дама.

— А, да, — Ира вернулась к двери, громко стукнула костяшками по дереву. — Сегодня вы, слава Богам, не в неглиже, как привыкли.

— А вы нахалка, девица, — поморщилась Лара, отметив про себя, как легко эта шпала рыжая употребила в речи выражение Решада. — Константину Николаевичу не так повезло, как он думает.

— Да хуже, чем вы можете себе представить, — холодно улыбнулась Ирина. — Кать, я подожду тебя на дворе. Всего наилучшего, мадам.

Вот ведь, носит черт эту дамочку в леопардовом принте там, где меньше всего можно ее ожидать. Ничего, время есть, пока сгрузить на крыльцо новые книги. Славик сегодня работает в гараже у Марса, расстроился, когда ему позвонила, что не сможет помочь.

Ира открыла багажник, принялась носить связки книг на крыльцо. Потянулась на заднем сиденье за последней, дальней стопкой, развернулась вместе с ней, и едва не столкнулась с настырной «леопердицей», как назвала про себя эту даму.

— Что еще? — было очень неуютно под изучающим взглядом леопердицы, но и пройти, не задев ее, было проблематично.

— Вас зовут Ирина.

— Зовут. И что? — дама с дивана раздражала все больше.

— Я — Лара. Вы в соседях Решада Маратовича, так?

— Так. Но какое отношение я имею к вашему Решаду Маратовичу?

— Я надеюсь, что никакого.

— Уверяю вас, меньше всего я б хотела видеть этого соседа, но приходится иногда. У вас все?

— Нет, — голос дамы стал вдруг тихим. — Ирина, я вас прошу передать пару слов Решаду… — запнулась Лара. — Маратовичу. Пожалуйста. У Веры ребенок не от него по срокам. Ее беременности два месяца. Третий пошел, я точно знаю. Поэтому жениться на ней не обязательно. По крайней мере — ему.

— А почему вы сами не скажете? Вон больница, он, наверняка, там, дорогу к кабинету знаете, там и огорчите несостоявшегося отца.

— Он меня не услышит. Не поверит. Вам — поверит.

— Как-то у вас все через… забор. Скандалы, интриги, расследования, — горько усмехнулась Ира, пожала плечами. — Я сплетни не собираю.

— Как хотите. Я сказала, воля ваша его голову в петле оставить, — рассердившись на