Каждый любит, как умеет - Анна Малышева

Потом он почистил ботинки и выстирал брюки. Еще раз осмотрел пистолет. Достал из тайника деньги, пересчитал их. Три тысячи долларов. Что-то мелькало у него в памяти, что-то связанное с деньгами. Это сказала Маша или Таня – черт знает, как ее называть. Она сказала это по телефону, и он еще удивился – откуда ей известно…

Тысяча долларов! Она упоминала о тысяче долларов, которые он получил от клиента! Тысячу он получал только от Надежды Владимировны. Пятков дал пять тысяч. Клиентка, ненавидящая мужа, – пятьсот долларов. Тысячу дала Надежда Владимировна. Больше он ни с кем не контактировал. И Таня знала только об этой тысяче. Она так и сказала, когда предлагала поделиться: «В этой цифре я уверена точно», или что-то в этом роде. Но откуда она могла это знать? Только не от Андрея. Значит, от самой клиентки. Они связались с помощью пейджера, или Таня нашла ее телефон в деле, и ее тоже привлекла обещанная Надеждой Владимировной сумма. Андрей не сделал ни единой отметки в деле, которая свидетельствовала бы о том, сколько он получил. Значит, Таня имела личную беседу с клиенткой. И та назвала ей сумму.

«И рассказала про труп на даче? – Андрей усмехнулся. – Если так, Таня всю жизнь будет ее шантажировать. Создаст же бог такую дрянь! А может, не бог, а дьявол? Она начала разрабатывать архив, это уж точно. Она так рвалась к этому. Олег тоже на ее совести. Все на ее совести. Даже ее сообщник».

Он вспомнил тот день, когда согласился поехать за город с той странной клиенткой. Вспомнил, как она нервничала, как методично заставила его перекопать половину участка. Вспомнил заброшенный дом, сорняки, кострище, из которого он выкопал сперва картошку, а потом труп. И ему уже не верилось, что раньше он жил какой-то другой жизнью, где не было никаких тайн, никаких трагедий, даже пьянство отца можно было считать чем-то привычным, почти что скучным. Даже неудавшийся роман был просто проходным эпизодом. В той прежней жизни не попадали в тюрьму, не убивали друг друга. В худшем случае, могли подраться или обменяться нецензурными любезностями. Пределом мечтаний была хорошая работа с приличной зарплатой, красивая подружка, перспектива покупки машины. Сейчас все это не имело для него никакой цены.

Внезапно Андрей услышал чей-то голос. Как будто кто-то начал думать за него. «Против наглости надо действовать нагло. Труп ее сообщника уже осматривает милиция. Если осталась в живых та женщина, которая была заперта в комнате с телевизором… То эта женщина сейчас дает показания. Меня она не видела! Она видела только эту девицу и парня. Кажется, она называла его имя, не помню какое… Значит, он ей знаком. Если Таня осталась там – она тоже дает показания. Против меня. Если она сбежала… То женщина даст показания против нее! Осталась или сбежала?»

Он протянул руку к телефонной трубке и тут же отдернул ее. Ему не хотелось звонить из своей квартиры. Он не помнил, какой аппарат стоял в том притоне – с определителем номера, или без? Он не помнил почти ничего – настолько все заслоняла сцена убийства. Андрей уговаривал себя: «Это лишняя подозрительность, я только послушаю, кто возьмет трубку, только попрошу к телефону Таню….» Наконец он решился. В трубке прозвучало пять длинных гудков – он их сосчитал. Потом раздался высокий женский голос:

– Да?

– Можно Таню? – Андрей сразу понял, что говорит другая женщина, не та, которая была заперта в комнате. Голос был куда моложе.

– Какую Таню?! – зло крикнула женщина. – Куда звоните?!

Андрей назвал номер. Женщина велела ему подождать. Он слышал, как неподалеку от аппарата поднялся дикий крик – переговаривались две женщины. Потом его собеседница вернулась к телефону:

– А вы кто такой? Знакомый ее?

– Я ее брат! – неожиданно выпалил Андрей. – Она снимала тут комнату, только что сняла, я хотел узнать, как она устроилась.

– Говенно! – заорала женщина. И крикнула куда-то в сторону: – Да помолчи ты, мама! Где твоя сестра?! – Женщина снова обращалась к Андрею, в ее голосе нарастала агрессия. – Она моего сына убила, сука! Ты думаешь, мой старший сидел, так мы в милицию побоимся звонить?! Они уже тут были! И без ментов эту дрянь найдем!

Она кричала что-то еще, но Андрей уже швырнул трубку. Он задыхался от какого-то чувства, очень похожего на счастье. Таня сбежала! Она все-таки сбежала, она не решилась встретиться с милицией… «Ну, конечно! – Андрей схватил еще одну сигарету. – Ей пришлось бы назвать свое имя! Настоящее имя! Она проходит по делу об убийстве, хотя и свидетельницей… И снова будет проходить свидетельницей, по такому же делу? Ею займутся куда подробнее. И теперь… Теперь надо ее срочно найти! И заставить ее признаться, что стреляла она». Последняя идея пришла ему в голову так неожиданно, что Андрей списал это на свое похмелье. Так он подумать не мог. Так могла строить расчеты сама Таня. Как можно заставить человека признаться в убийстве, которого он не совершал?

– Черт, совсем забыл! – Андрей поднял трубку и набрал номер Евгении Ивановны. Трубку взяла она сама.

Андрей напомнил, кто он такой, и спросил, как продвигается дело Лены.

– Лена попала в больницу, – очень тихо, очень далеко ответила женщина.

– В больницу? Что случилось?!

– Я ничего не знаю. Звонила адвокату, а тот сказал, что не смог с ней встретиться, потому что Лена была в больнице. Там же, при тюрьме. Увидеть ее нельзя. Я ничего не знаю, Андрей. Я уж на это махнула рукой. Нет никакой надежды. Все как-то беспросветно.

– Евгения Ивановна, вы были хорошо знакомы с Марией Гамбарян? Она ведь бывала у вас дома?

Женщина удивилась, но ответила утвердительно. Да, Маша у них была, но всего несколько раз.

– А со своими родителями она вас знакомила? – поинтересовался Андрей.

– Нет, как-то не успела… Потом уж не до того было, хотя я хотела с ними познакомиться. А почему вы спрашиваете, Андрей?

– У вас есть ее телефон? Какие-нибудь ее координаты?

Женщина насторожилась:

– Конечно. Ведь Толя у нее жил последние дни. Погодите, зачем вам это знать? Что с Машей? Еще и с ней что-то случилось?

– Евгения Ивановна, я вас очень прошу, – перебил ее парень. – Если Гамбарян как-то даст знать о себе, позвонит или приедет – срочно свяжитесь со мной. И дайте ее адрес и телефон.

Он говорил так напористо, что женщина не решилась возражать. Продиктовала координаты Маши Гамбарян. И попросила звонить ей, не забывать. Сказала, что о многом думала в последнее время. Что если бы не потеряла контакт с дочерью, то смогла бы ее удержать от такого шага. Что наверное, это и ее вина, что Лена решилась на такое.

Андрей взорвался:

– Евгения Ивановна, ваша дочь никого не убивала! Вы вдумайтесь – это же страшно! Если даже вы верите в это – так во что поверит следствие?! А она не виновата – я знаю!

– Так почему вы не сказали это следователю?

– Я сказал! Но мне не верят!

Он положил трубку. «Как можно заставить человека " признаться в убийстве, которого он не совершал? Как можно… Как это сделала Таня? Ведь ей почти удалось. Она убедила всех, что убила Лена, во всяком случае – она наняла убийцу. Я и сам в это верил, пока не узнал Лену получше. Чтобы убить, нужны веские основания. У Лены они были – от нее ушел муж. Нужно оружие. Оно было у Лены. Именно из него был убит ее муж. Что нужно еще? Нужно запугать жертву так, чтобы она не могла выдать настоящего убийцу. Или не знала, кто убил. Лена не знала, но догадывалась. Но она молчит, потому что боится, что на нее повесят еще и Олега. Там было то же оружие, она была там. Видела труп, ее могут опознать соседи… У нее нет выхода, и она молчит. Следствие может идти несколько лет. Если Лена не признается… А если признается? А если не доживет до оправдания? Она уже попала в больницу. Всего через десять дней пребывания в камере. Она не выдержит. У нее расстроены нервы. Она может признаться в том, чего не совершала. И тогда Таня может считать, что ей удалось невозможное. Ведь даже под гипнозом человек не может совершить ничего себе во вред. Но страх сильнее гипноза. Страх может заставить признаться в том, чего не было».