Знамение пути - Мария Семенова

Пёс не двигался и смотрел на деревню.

Крыши в домах были низко нахлобученные, земляные, заросшиетравой и цветами. Только возле охлупней рдели, светились отверстия дымогонов.

В одной избе отворилась дверь. Пёс вздрогнул, подалсявперёд, пушистый хвост в траве неуверенно дёрнулся… В светлом прямоугольникевхода возник девичий силуэт. Девушка шагнула наружу, и дверь за спиной бухнула.Тихий ночной воздух легко разносил звуки. Девушка, нынче встречавшая своюсемнадцатую весну, прошла у стены долгого общинного дома и отправилась потропинке к ручью. В руке она держала корзинку, накрытую полотенцем. Она неслаужин кузнецу, припозднившемуся с работой.

Пёс на краю обрыва лёг и опустил голову на передние лапы.Вздохнул…

Почти одновременно с девушкой из леса по ту сторону ручьявышли олени. Рогатый вожак с подругами и потомством. Здешние олени испокон векужили с людьми в доверии и любви. Точно так же веннам из рода Синицы желтогрудыептахи садились безбоязненно на ладонь, а детей рода Гадюки никогда не кусалиядовитые змеи – даже когда ребятишки по недомыслию хватали их за хвосты.

Девушка перешла ручей по камням, заботливо уложенным врусло, – большим, плоским, шершавым: чтобы не сорвалась с мокрого, несоскользнула нога. Олени, конечно, давно заметили и узнали её. Они знали всехживших в деревне. Жившие в деревне были друзья. И даже более, чем друзья.Кровные родственники. Насчёт кровного родства зверя не обманешь, он за верстучует, где оно настоящее, а где нет. Много лет и зим, много поколений назад,будущая Праматерь людского племени спасалась от небывалого наводнения,затопившего лес. И плохо бы ей пришлось, ибо она поранила ногу и не моглабыстро бежать, – но отколь ни возьмись налетел красавец Олень, принялженщину на свою могучую спину, в полную скачь унёс от беды. А когда всёминовало – как водится, ударился оземь и обернулся молодым статным мужчиной… Стого пошёл род. Люди помнили об этом. И олени помнили.

Пёс видел, как две юные важенки отделились от стада ипервыми побежали навстречу – радостно, без робости, без боязни. Они встретилисвою человеческую сестрёнку возле переправы. Девушка в длинной веннской рубахеи красно-синей с белой ниткой понёве соступила с последнего камня на берег.Слуха пса достиг её смех. Оленухи щекотали носами её руки, гладившие любопытныемордочки. Поздоровавшись, лесные девчонки потянулись к корзине. Старые,величавые самки и важный вожак немедленно заметили это и, позабыв гордиться,дружно прибавили шагу.

Родне в пятнистых меховых шубках досталось по доброму ломтюподсолённого хлеба. Пёс смотрел с холма на лакомившихся оленей и знал, чтохлеб, оставленный в корзине для ужина, был вынут совсем из другой печи. Не изтой, что пекла хлеб для оленей и их родичей-веннов. Это потому, что молодойкузнец, звонко бивший молотом по наковальне, был не родственником, а гостем. Датаким, что угощать его за своим столом, принимая в родню, было никакневозможно.

Венны чтили старинный закон: тех не берут в мужья, с кем вместеедят. А коли уж парень из рода Щегла пришёл сюда, вознамерившись стать женихом…Женихом славницы-Оленюшки…

Пёс смотрел с обрыва на кузницу, изредка моргая.

Его насторожённых ушей достигали далёкие отзвуки двухчеловеческих голосов. Слов разобрать он не мог, но в этом не былонеобходимости. Парень с девушкой дружески болтали, смеялись чему-то…

Мыш слетел с ветки и сел на камень рядом с головой пса. Тотпокосился на него и вновь стал смотреть.

Ему не требовалось бежать вниз и слушать возле двери. Он итак знал, что происходило в кузнице. Своими глазами много раз видел… в другомместе, в другом времени… в другой жизни.

Там, внутри, на опрятно обмахнутом верстаке разложено браное[2] полотенце, а на нём стоит глиняная миса с чисто облизаннойложкой. Пришедшего в женихи – да притом ещё кузнеца – кормят на славу, так, чтоон капельки недоеденной не оставит, уберёт в рот даже сверх сыта. И хлеба наполотенце не покинет ни крошки. Грех это, хлеб крошить и крошки бросать. Неможно такого содеять юному жениху. Выгонят. И от срама до старости неотмоешься.

А парень с девкой сидят на лавке возле стены, и горит передними светец, и шипят угольки, падая в корытце с водой. Светец, может, тотсамый, что паренёк сегодня докончил. Со славно оттянутым, заострённым нижнимконцом и расщепами, куда вставляют лучину. Люди, слепые на красоту, для этогопросто надрубают металл: держит щепку – и ладно! Но молодой кузнец, конечно,постарался на совесть. Лучина у него покоится между живыми цветочными лепестками,в загнутых лапках тычинок. И цветок не абы какой, а в точности тот, что возлекузницы, перед порогом расцвёл. Расцвёл и Оленюшке понравился. То-то каждыйлисточек подпилком тщательно выведен. И, чего доброго, ещё бабочка сверхуприсела, сладкий сок пробует…

Был такой светец в иной жизни, в ином месте и времени.Далеко отсюда, давно…

Девушка любуется славным светцом, а парень любуетсядевушкой. И беда ли ему, что будущую невесту не назовёшь стройной на диво, игубы у неё не вишнёвые, а самые обыкновенные, и коса не такая роскошная, как уиных. Гнался бы за великой красой – стояла бы его кузница ныне где-нибудь вдругом месте. В другом роду. Ан ведь нет. Здесь выстроена.

Вежливый парень не ловит мозолистыми пятернями девичьих рук,не пытается припасть устами к устам. Может, сердце ретивое в нём так и пылает,так и зовёт – ну да что с того? Он сидит чинно, мечтая про себя, чтобы вдругрухнула в кузне крепкая крыша, рассыпались ладные стены… дали случай подхватитьОленюшку, прижать к широкой груди, на руках спасти от беды! Но не рушится кров,не падают стены. И, собравшись с духом, кузнец показывает девушке красный ожогна запястье. Оленюшка тоже не вчера родилась, видывала виды похуже. Что такоеожог с ноготь величиной? На запястье, которое шире её обоих, сложенныхвместе?.. Но отчего-то девушка ахает, берёт-таки его руку, склоняетсяпосмотреть. Заботливо спрашивает, кропил ли он больное место простоквашей.Кропил, ответствует парень. Только не простоквашей. И оба хохочут.

Потом дверь кузни снова открылась, и они появились наружу.Пёс видел: вот подошли к переправе и парень взял девушку за руку. Этоправильно. Мало ли что она снуёт туда и сюда по сто раз на дню и неоскальзывается! Без него – пусть. С ним – только так, так надёжней.

Молодой кузнец проводил Оленюшку до крыльца матушкиной избы.Сам пошёл к общинному дому, где всегда селят гостей. Девушка стояла на крыльце,смутно белея в лунной тени. Когда парень исчез в доме, она не сразу ушла. Ещёпостояла, глядя за ручей, на пасущихся оленей… Пёс на холме шевельнулся ивстал. Скроется Оленюшка – уходить и ему.

Она вправду вроде протянула руку к двери… И вдругобернулась. И посмотрела прямо на холм, на обрывистый каменный лик, на егосрезанную вершину.