Мефодий Буслаев. Стеклянный страж - Дмитрий Емец

Как только человека перестает радовать живое, он становитсямертвым.

Книга мрака

Свету совсем необязательно воздавать мраку злом за зло.Достаточно просто вернуть ему его же собственное зло. Хотя бы десятую часть.

Книга света

Всякое дело, совершенное с любовью, живет и существуетВЕЧНО. Без исключения. Даже если это просто самолетик, сделанный из бумаги,который упал в пруд и у вас на глазах утонул. Объяснить почему – не умею. Ночувствую, что живет.

Ирка. Дневниковая запись

Свет дает все постепенно. Просишь яблоню – получаешьсемечко. Прорастишь – вот она, твоя яблоня, благодарная твоим рукам и связаннаяс тобой навеки. Не прорастишь – тогда и взрослое дерево загубил бы, получи егосразу.

Эссиорх

Острое счастье – это когда после новогодней елки стоишь вочереди за подарком, а твоя пятнистая шуба из ненастоящего барана бежит помозаичному полу пристегнутыми на резинки перчатками. Шлеп-шлеп! – красныеперчатки бегут, широко расставляя пальцы. Кажется, что шуба переставляетсмешные утиные ноги. Шлеп-шлеп! – бегут утиные ноги счастья.

Автобус остановился, и Меф, несильно боднув лбом стекло,проснулся. Последние дни ему часто снилось детство. Сны всегда были яркие,радостные. После пробуждения они не смазывались, а надолго оставались в памяти.Просто бери кисть и пиши.

Сны приходили к Мефу не только ночью, но и всякий раз, когдаон случайно засыпал. Как-то это случилось на ящиках в «Пельмене», куда онприсел на пять минут, дожидаясь, пока Маркелов сообразит, почему не запускаетсялента погрузчика. Не запускалась же она потому, что между вращавшими ее зубцамиПамирджанов хранил свое ведро с дезинфицирующим раствором, которое в любомдругом месте моментально переворачивали.

Двери с шипением открылись. Салон засуетился, зашумел и сталопустошаться. Зевая, Буслаев вышел из автобуса.

Пригородный гипермаркет походил на гигантскую коробку.Вокруг застраивался микрорайон. Громадные краны поворачивались медленно иритмично, как ключики в заводных игрушках.

Меф стоял на асфальтовом поле, расчерченном на множествоодинаковых клеток. Это были бесконечные парковки, отгороженные друг от другарядами молодых одновозрастных березок. Вид березки имели солдатский и весьмабравый.

Меф уже с месяц собирался купить удобную сумку через плечо иподарок матери на день рождения, и вот сегодня все к этому располагало. Кромезарплаты выдали неожиданную надбавку, и получилось, что жизнь отрезала щедрыйломоть бытового счастья.

Дафны с Мефом не было. Хотя Буслаев и просил, чтобы ихвсегда ставили вместе, смены регулярно «разъезжались». Сегодня Даф работала в«Пельмене», где вокруг наверняка приплясывал назойливый Памирджанов, длякоторого слово «нет» было бессмысленным сочетанием трех не вошедших в алфавитбуковок. Зато когда смены Мефа и Памирджанова совпадали, Памирджанов запиралсяв туалете. Хоть он и плохо понимал слово «нет», зато хорошо соображал, чтотакое левой в печень, правой – в солнышко. Или двойное солнышко с левой – тожепробивает на «ура».

С Дафной у Мефа все было хорошо. Даже пугающе отлично.Правда, все эти полтора месяца, прошедшие после сплава по Сереже, он ощущалхрупкость и непрочность их счастья. Ему казалось, счастье взято у кого-товзаймы, и этот кто-то вот-вот подойдет и многозначительно кашлянет, напоминая,что пора возвращать долг. Это чувство – хрупкости и непрочности – отравлялорадость, но оно же делало ее светлой и пронзительной.

– Только бы тебя у меня не украли! – сказала позавчера Даф,и сама, казалось, испугалась своих слов.

– Меня у тебя? – не понял Меф. – И как меня украдут? Побашке, в мешок и на органы?

Дафна посмотрела на него с укором. Буслаев обожал говоритьшокирующие вещи. Точнее, пытался, потому что человек способен огорчить стражасвета только своей глупостью и неискоренимым желанием навредить самому себе.

Не желая продолжать тему, Дафна наклонилась и подняла сасфальта красный кленовый лист.

– Заметил? Кленовый лист похож на человеческую ладонь. Унего тоже пять пальцев и много жилок.

– Что, правда? – усомнился Меф.

Некоторое время он разглядывал кленовый лист, придирчивосравнивая его с рукой Дафны, даже наложил лист на ладонь, после чего уверенносказал:

– Твоя симпатичнее! Если бы вместо рук у тебя торчали листья– мне это нравилось бы значительно меньше. Опять же опадающие осенью руки – этокак в фильме ужасов. Идешь – повсюду руки валяются. Брр!

Даф вздохнула. Надо смотреть на вещи трезво. Все-таки Меф неромантик. От романтика у него только длинные волосы и способность влипать вистории.

Буслаев вошел в гипермаркет и был сразу затоплен яркимсветом, громкой музыкой, мелькавшими на мониторах картинками и деловитымищелчками кассовых клавиатур. Полки уходили в бесконечность.

Это было настоящее царство Бессмертника Кощеева, которыйотморозил копчик, сидя на сундуках с золотом, и надумал наконец пустить денежкив дело. Здесь можно было купить все, за исключением, наверное, самолета. Ноесли очень постараться, то можно было купить и самолет.

Меф прошел через воротца и стал срезать, спеша миноватьсекции продуктов и поскорее оказаться в отделе сумок и рюкзаков. Страннаязакономерность: когда вещей вокруг слишком много, глаза не разбегаются, а,напротив, собираются в кучку и ничего не желают замечать.

Мельком Меф прикинул, хотел бы он, чтобы все эти вещи стали егособственностью, и понял, что скорее нет, чем да. Пиковое счастье – это позднийвечер накануне дня рождения, когда засыпаешь, зная, что утром будут подарки, ноеще не получил их.

Если человеку дать все, о чем он мечтает, – сразу, внезапно,ни за что, то он наверняка зароет это и предпочтет мечтать заново. Сбывшиесямечты – это тупик, вроде глухой стены в дальней части магазина. Обратно идти –скучно, вперед идти – некуда.

Проходя через отдел курток, Мефодий увидел знакомую фигуру.Знакома она была уже тем, что со спины напоминала грушу: мягкая в плечах, ктазу она плавно расширялась. Время от времени обладатель мягкой спиныостанавливался и, глядя в сторону, будто случайно касался то одной, то другойкуртки.

Убедившись, что к знакомой спине и голова приставленазнакомая, Мефодий подкрался и хлопнул Ромасюсика по плечу.