Остров русалок - Лиза Си

Хотя события романа частично происходят в период, когда официальной системой романизации корейского языка являлась система Маккьюна-Райшауэра, я использовала новую романизацию, официально принятую в 2000 году. Все имена переданы в стандартном написании. По возможности я использовала слова диалекта Чеджудо. На материке слово хальмони означает «бабушка». На Чеджудо хальман значит и «бабушка», и «богиня» — прекрасный пример того, как на острове уважают женщин за их силу, независимость и упорство. По традиции титул хальман должен идти после имени, но во избежание путаницы я ставила его перед именем, так что Сольмундэ Хальман стала Хальман Сольмундэ, или Бабушкой Сольмундэ.

Старуха сидит на берегу на привязанной к заду подушке и сортирует водоросли, которые приливом вынесло на сушу. Она привыкла работать в воде, но даже на земле не перестает бдительно следить за всем, что происходит вокруг. Она живет на Чеджудо — острове, известном своими тремя изобилиями: ветра, камней и женщин. Самое переменчивое из трех этих изобилий — ветер, и сегодня с моря дует просто легкий бриз. На небе ни облачка. Солнце сквозь чепчик и куртку греет старухе голову, шею и спину. Это успокаивает. Ее дом стоит на скалистом берегу прямо у моря. В нем вроде и нет ничего особенного — просто два небольших строения из местного камня, но вот место… Дети и внуки предлагали ей переделать жилые строения в ресторан и бар: «Бабуля, ты разбогатеешь. Тебе больше никогда не придется работать». Одна ее соседка последовала совету молодежи. Теперь ее дом превратился в мини-отель и итальянский ресторан. Прямо тут, на берегу. В родной деревне. Нет уж, со своим домом Ён Сук так не поступит. «Во всей Корее не найдется столько денег, чтобы заставить меня уехать», — не раз говорила она. Разве можно уехать? Ее дом — это гнездо, в котором она хранит радость, смех, горе и сожаления, накопившиеся за долгую жизнь.

На берегу Ён Сук работает не одна. Другие женщины ее возраста — лет восьмидесяти-девяноста — тоже копаются в лежащих на песке водорослях, выбирают из них годные к продаже и складывают в пакеты. Наверху, по прогулочной тропе, которая отделяет бухту от дороги, гуляют рука об руку молодые пары — наверное, на медовый месяц сюда приехали. Они идут склонив головы друг к другу, иногда даже целуются средь бела дня у всех на глазах. Ён Сук видит семью туристов, явно с материка. Отца с детьми трудно не заметить: у них одинаковые футболки в горошек и желто-зеленые шорты. У его жены такая же футболка в горошек, но при этом вся ее кожа защищена от солнца: на ней брюки, налокотники, перчатки, шляпа и тканевая маска. Деревенские дети ловко карабкаются по скалистому выступу, который тянется через весь песчаный берег и уходит в море, и вот они уже играют на мелководье, хихикают и подначивают друг друга первым добраться до самой дальней скалы, достать со дна кусок обточенного морем стекла, а то и поймать морского ежа, если повезет его найти. Она еле заметно усмехается. У нынешних детей совсем другая жизнь…

Замечает старуха и тех, кто разглядывает ее в упор, часто даже не пытаясь скрыть любопытство, а потом переводит взгляд на остальных женщин на берегу. Приезжие пытаются решить, какая из старух выглядит самой приветливой, самой доступной для разговора. Им не приходит в голову, что Ён Сук и ее подруги тоже их оценивают, гадают, кто они такие: ученые, журналисты, авторы документальных передач? Заплатят ли они за беседу? Знают ли хоть что-нибудь о ныряльщицах хэнё? Наверняка ее захотят сфотографировать. Будут совать в лицо микрофон и задавать одни и те же предсказуемые вопросы: «Вы считаете себя морской бабушкой? Или воспринимаете себя скорее как русалку?», «Правительство называет хэнё объектом культурного наследия, уходящим явлением, которое нужно сохранить хотя бы как память. Каково это — быть среди последних хэнё?». Если они ученые, то захотят поговорить о матрифокальной семейной структуре Чеджудо, объяснив: «Это не матриархат, а скорее культура, ориентированная на женщин». Потом начнут уточнять: «А вы и правда были главной в семье? Вы выдавали мужу деньги на расходы?» Часто подходят молодые женщины и задают вопрос, который Ён Сук слышит всю жизнь: «Кем лучше быть, мужчиной или женщиной?» Всем этим людям она отвечает одно и то же: «Я была лучшей среди хэнё!» Этого, с ее точки зрения, вполне достаточно. Если человек настаивает, Ён Сук сурово отвечает: «Хотите узнать обо мне побольше — сходите в музей хэнё. Там есть мое фото. И даже можно посмотреть видео про меня!» А если они все равно не уходят… Ну, тогда она так прямо и говорит: «Отстаньте! Мне нужно работать!»

Реакция Ён Сук зависит от того, как она себя чувствует. Сегодня ярко светит солнце, вода блестит, и даже на берегу Ён Сук всем телом ощущает невесомость моря, прилив, который массирует ее ноющие мышцы, прохладные волны, остужающие воспаленные суставы, так что она разрешает себя сфотографировать и даже отодвигает поля чепчика ради молодого человека, который хочет «получше разглядеть лицо». Ён Сук наблюдает, как молодой человек осторожно подбирается к неизбежному неловкому вопросу и наконец решается:

— А ваша семья пострадала во время Инцидента третьего апреля?

Ох, еще как пострадала. Еще как.

— На Чеджудо все пострадали, — отвечает Ён Сук, но больше об этом говорить не собирается. Никогда. Лучше она расскажет этому молодому человеку о том, что сейчас самое счастливое время в ее жизни. И это правда. Она все еще работает, но у нее хватает времени навещать друзей и путешествовать. И теперь можно смотреть на правнучек и думать: «Эта хорошенькая, а эта самая умная» или «А этой лучше бы найти хорошего мужа». Внуки и правнуки — это большая радость. Почему в молодости ей такое не приходило в голову? Но тогда она не представляла, как сложится ее жизнь. Сегодняшний день ей даже во сне не приснился бы.

Молодой человек уходит. Он пытается заговорить с другой пожилой ныряльщицей, Кан Ку Чжа, которая работает метрах в десяти от Ён Сук. Ку Чжа всегда отличалась раздражительным характером, и сейчас она даже головы не подняла. Потом молодой человек идет к Ку Сун, младшей сестре Ку Чжа, и та кричит на него: «Иди отсюда!» Ён Сук одобрительно усмехается.

Наконец ее маленький пакет набит водорослями. Она с трудом поднимается и бредет к большим мешкам, которые потихоньку наполняет. Высыпав содержимое пакета в один из таких мешков, Ён Сук направляется на участок берега, где пока никто не разбирает водоросли. Она снова садится, поправив подушку, и берется за дело. Руки у нее по-прежнему ловкие, пусть даже они огрубели от многолетней работы и покрылись морщинами от постоянного воздействия солнца. Ён Сук слышит шум моря, кожу ее ласкает теплый воздух. Она ощущает, как тысячи богинь родного острова защищают ее. Даже Ку Сун, которая все еще ругает последними словами того молодого человека, не в силах испортить ей настроение.

Вдруг Ён Сук замечает краем глаза еще одну семью туристов. Эти одеты все по-разному и выглядят тоже по-разному. Муж белый, жена кореянка, а дети — маленький мальчик и девочка-подросток — смешанных кровей. При виде этих детей-полукровок Ён Сук невольно испытывает дискомфорт. На мальчике длинные шорты, футболка с каким-то супергероем и огромные кроссовки; шортики девочки едва прикрывают то, что должны прикрывать, в ушах у нее наушники, а провода от них тянутся поперек еле заметной груди. Американцы, решает Ён Сук и настороженно следит за их приближением.