Последний Магистр - Анна Клименко

Альхейм сонно щурился на яркое, умытое весной солнце.

Оно медленно плыло по хрустальному куполу неба, временами ныряя за белые пушинки облаков, и неумолимо приближалось к зениту. Где-то в кустах шиповника бойко трещали воробьи; из переулка доносились надрывные вопли котов.

А в пяти шагах, у маленького круглого пруда, над заклятьем корпели ученики. И, судя по всему, у них ничего не получалось.

Альхейм раздраженно махнул рукой.

– Все, довольно. На сегодня – все.

При звуке его голоса юнцы оторвались от раскрытой книги и едва ли не с благоговением уставились на мага.

– Но, учитель… – это сказал Кролл. Он сильно походил на цаплю; такой же тощий и долговязый, с немытыми волосами, вечно спадающими на лоб. Лицо Кролла – острое, с непропорционально вытянутым подбородком и узким лбом, только усиливало впечатление.

– Мы можем попытаться еще, – закончил за Кролла Заметор, юноша чуть более приятный на вид. Но если образ Кролла впечатывался в память своей несуразностью, то Заметор казался настолько обычным, что его облик, не задерживаясь в решете воспоминаний, бесконечно ускользал и терялся. Впрочем, и по части магии сей молодой человек не выделялся абсолютно ничем, не уступая Кроллу на стезе бездарности.

Смотреть на эту парочку было тошно. Ну отчего не объяснишь людям, что не каждое чадо способно узрить Силу, и принять ее в себя, и изменить сущее?..

– Я сказал – все, – поморщившись, процедил Альхейм, – занятие окончено.

Он неторопливо поднялся и, припадая на больную ногу, побрел в дом. Даже не оглядываясь, он был уверен, что Кролл стоит на четвереньках, сгребая в кучу неиспользованные компоненты заклинаний; если бы мальчишка видел, какие это источники власти, никогда бы так не поступил. А Заметор, как всегда, недоуменно чесал затылок, чудно выпучивая блеклые глаза.

– Хаттар всемогущей, избави меня от этих олухов, – проворчал Альхейм, растворяя резные двери. За спиной остался весенний сад, напитанный солнцем и запахом жирной земли, – и за что мне муки наставничества?

Он поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж, чтобы не видеть своих «одаренных» учеников и, устроившись за рабочим столом, задумался.

…Сколько же лет прошло с тех пор, как Альхейм Шентарийский, один из придворных магов властелина восточного побережья, перевел древний манускрипт – а затем, бросив все, отправился в долгий путь к Алларену, свободному городу белых башен? Маг точно не знал. Да и не считал он их никогда, эти вечно летящие, мелькающие за окном годы. Он помнил только, что приехал в Алларен зрелым мужчиной и с головой погрузился в исследования древней цитадели, кажущейся идеально круглым чернильным пятнышком на светлом теле города. Он и подался-то на запад только ради этой крепости, молчаливо застывшей среди оживленных улочек… Ибо ее строили те, кто века тому назад познали вершины могущества.

Теперь… Часы, дни, годы упорхнули, унеслись прочь, словно тени перелетных птиц; никто из магов Алларена так и не смог войти в Черный город. И, очнувшись наконец, Альхейм с устрашающей ясностью осознал, что жизнь прожита; что у него осталось в лучшем случае несколько лет, а дальше – пустота, небытие… В то, что все люди после жизни земной попадают в сады Хаттара, отца Небесного, Альхейм не очень-то верил.

Черный город так и остался непокоренным, и главная башня, как указующий перст, тонула в небе, то ярко-синем, то перламутровом, то сером, как мышиная шкурка. Ни одно из сокровищ, что могли храниться за кольцом гладких, черных стен, и не попало в руки людей. И древние знания по-прежнему тихо спали в мягкой колыбели столетий, укрытые толстым ковром пыли и забвения.

…Но вчера все изменилось.

В час, когда Альхейм почти похоронил надежду, Хаттар, наконец, смилостивился над ним – и послал странный сон, ключ к вратам Черного города.

Весь день до этого маг бродил вдоль древних стен, прикасался руками к гладкому, почти полированному камню. Невзирая на солнечный день, пальцы встречали холод, будто тепло солнечных лучей просачивалось, не задевая стен, и уходило в ледяную бездну. Альхейм любовался строгостью и изяществом линий, рациональностью каждого штриха – людям никогда не удавалось построить ничего подобного. Наверное, потому, что они были просто другими… Альхейм молился Хаттару, во власть которого уже едва ли верил; он просил – Отец Небесный, ниспошли мне ключ к этому городу и позволь мне осуществить мечту всей моей жизни – прикоснуться к сокровищнице давно забытых знаний… И позволь мне сделать это до того, как я умру, и останется от меня всего лишь бездыханное тело, мертвая плоть и кости. Разве я не посвятил этому всю свою жизнь? Так неужели, даже на последнем пороге, я не увижу то, чего так жаждал и ради чего отказался от богатства, семьи и дома?

Острые коготки болезни впивались в трепещущее сердце, выдавливая горькие кровавые капли; в какой-то миг Альхейму даже стало дурно – и он прислонился всем телом к холодной стене; вместо того, чтобы положить под язык целебную пастилку с мятой, принялся торопливо нахлобучивать шляпу, которую до этого нес в руках… А потом, когда боль отпустила, продолжил, словно одержимый, брести, обходя неприступную цитадель. Те немногие горожане, которых он встречал, торопились убраться подальше от старика с полоумными глазами. Правда, Альхейм почти не замечал их.

Потом он понял, что не в состоянии больше идти – и вернулся домой. Из окна спальни была видна черная игла башни, расцвеченная розовыми бликами заката; Альхейм заплакал от бессильной злости на себя самого, а потом заснул. И увидел сон – настолько странный, что на следующее утро не мог его истолковать никак иначе, нежели послание Хаттара.

Магу привиделось, что он стоял посреди круглой площади, мощеной черным камнем. В ночном небе плыла Большая луна, и потому все вокруг блестело и сверкало, словно облитое еще не застывшей сахарной глазурью. Альхейм огляделся – и увидел, что в каких-нибудь двух десятках шагов от него устремилась ввысь главная башня; еще несколько башенок поменьше прилепились по бокам, словно желая взять хотя бы часть ее силы – и точно также пронзить небесный купол. Кое-где были разбросаны небольшие приземистые строения, у основания правильной пятиугольной формы, но с круглыми коническими крышами. И – ни души вокруг.

Альхейм, не зная, что и делать, побрел ко входу главной башни; ему казалось, что чудо свершилось, и он, наконец, получил то, о чем столько мечтал… Непрошенные слезы заструились по щекам горячими мокрыми дорожками.

Но не успел он пройти и половины расстояния, как высокие двустворчатые двери бесшумно распахнулись, и на площадь вышли два старика.

Это была странная парочка; они едва передвигали ноги и заботливо поддерживали друг друга под локоть. На первый взгляд они показались Альхейму одинаковыми, но, приглядевшись, он понял, что старички эти – разные. Даже слишком разные.