Лютер: Первый из падших - Гэв Торп

его безжалостностью. Воин был целиком и полностью предан Льву. Трудно было связать образ чистенького юноши из воспоминаний с изможденным солдатом, который стоял перед ним теперь. Прошедшие годы не были милосердны.

Фарит тоже был без доспехов, в плотном темно-зеленом хитоне без рукавов, украшенном только символом Легиона на левой стороне груди — направленным вниз мечом в обрамлении вышитых толстой белой нитью крыльев. Они сидели в небольшой, всего в несколько квадратных метров, комнате, где не было ничего, кроме пары стульев. Что-то шевельнулось в тени за дверью; красные глаза сверкнули под темным капюшоном, где уместилось бы разве что личико младенца, но Лютер знал, что это не ребенок. Смотрящий-во-Тьме. Прошло уже немало времени с тех пор, как он в последний раз видел таинственных хранителей Калибана. Мгновение спустя существо исчезло.

— Где Лев? — спросил Фарит, наклонившись вперед и упираясь мускулистыми руками в колени.

Вопрос удивил Лютера. Его бок дернулся вновь, будто меч все еще был там. Комната то появлялась, то исчезала из поля зрения, перемежаясь вспышками воспоминаний и видениями грядущего. Буря, что поглотила их, поглотила его воинов, теперь кружилась в его мыслях. С усилием он вырвался из хватки туманных видений и, сморгнув, вгляделся в космодесантника перед ним.

Лютер был уверен, что должен что-то сделать или сказать, но не понимал, что именно. Фарит повторил вопрос настойчивее.

— Я не знаю, что со Львом. Альдурук пал. Мы пали. Лев… разве он не с вами?

Фарит покачал головой, не сводя глаз с Лютера. Во взгляде его полыхнула едва сдерживаемая ярость.

— Калибан… — Фарит отвернулся, стиснув зубы. Его затрясло, кулаки сжимались и разжимались от гнева. Глубоко вздохнув, так, что хитон натянулся на груди, Фарит снова взглянул на пленника. — Калибана больше нет. Он разрушен бомбардировкой и варп-штормом. Мы не можем найти примарха. Расскажи мне, что ты помнишь.

— Немногое, — признался Лютер, нахмурившись. — Мысли так и кружат у меня в голове, они запутаннее, чем лесная тропа. Прошлое, настоящее, будущее… Я блуждаю среди них и не могу отличить одно от другого. Мы уже говорили об этом раньше?

— Куда ты отправил своих последователей?

— Отправил? — Лютер вспомнил шторм: сверкающие щупальца варп-энергии, тянущиеся вниз, бьющие молниями. — Я никуда их не отправлял. Их… забрали. Буря! Теперь я припоминаю, что произошло. По крайней мере, смутно. Буря… Мне нужно было добраться до ее сердца. Лев и я… Он помешал мне прежде, чем я успел это сделать. Я должен был… Не помню. Это было так важно, но Лев… Мы сражались, но я не убивал его. Я бы не стал.

Фарит откинулся на спинку стула, обдумывая услышанное, затем подозрительно прищурился.

— Так ты утверждаешь, что невиновен?

— Я не призывал бурю и не убивал Льва, — заверил его Лютер. Слова Фарита пробивались сквозь хаос его сознания, оседая, как мусор, на берегу мыслей. Он растерянно обвел глазами камеру. — Калибана больше нет?

Фарит кивнул.

— Его разрушило ваше колдовство и орудия флота. Энергетические поля Альдурука поддерживают нижние уровни, все остальное — камни и пепел, рассеянные в пустоте.

— Нет, это неправда, — возразил Лютер. — Я спас Калибан от гибели. Я видел это сам. Или нет… Он все еще движется… туман и буря…

Когда эта мысль укоренилась в его сознании, Лютера охватила паника: сердце бешено заколотилось, ладони вспотели. Фарит промолчал, не возражая против обвинения во лжи.

— Я спас Калибан, — повторил Лютер, но уже тише и неуверенней. — Я спас Калибан…

Он собирался спасти Калибан. Так ли это? Или он хотел спасти Льва?

Это воспоминание или что-то другое?

— Ты обрек Калибан на гибель, — горькая усмешка Фарита ранила сильнее, чем меч. — Ты предал Льва и разрушил наш мир.

— Нет, все было не так, — запротестовал Лютер. Он попытался подняться, но оковы впились в тело, не давая встать. — Нет! Это он меня предал! Он бросил нас!

Гремя цепями, Лютер рухнул обратно на стул, разочарованный тем, что Фарит просто молча смотрел на него. Буря. Все рушится. Грехопадение. Внутри него будто бы разверзлась пропасть — подобная бездне, поглотившей его и Льва.

Пустой, опустошенный, как туша свиньи на вертеле. Как и принесенные им клятвы. Клятвы, ради которых он отказался от… от чего? Вспоминать было нелегко.

— Ты убил Льва и уничтожил Калибан, — жестко отрезал Фарит, и каждое слово этого обвинения звучало тягостнее предыдущего.

Лютер не стал спорить, и обвинения окутали его, точно саван. Во рту пересохло, кости ныли, но горше всего было осознавать, что Фарит говорит правду. Не о Льве — о судьбе Калибана. Его родной планеты больше не существовало. Он пытался вернуть все как прежде, но потерпел неудачу.

Он опозорил себя и Орден. Впустую. Ради гордыни и обмана.

— Это что — слезы, предатель? — поморщился Фарит, вставая. — Ты не имеешь права лить слезы. Тебе не дозволено сожалеть о содеянном.

Лютер справился с горем и кивнул, признавая справедливость гнева Фарита.

— Я был слаб… — начал он.

Я был слаб, когда думал, что становлюсь сильнее.

Все ближе тот момент, когда решатся наши судьбы. О чьих судьбах я говорю? Моей и моего совета — группы разобщенных душ, чьей целью стало отделение от Империума. Когда-то мы были единым целым под покровительством Легиона, но теперь нас связывало нечто более прочное — потребность друг в друге.

Мой сенешаль был, пожалуй, самым неподходящим кандидатом на этот пост. Он даже родился не на Калибане. Сар Астелян, терранский ветеран, ненавидел Льва больше, чем кто-либо из нас. Формально он был одним из моих командующих, но на самом деле заведовал шпионажем, наказаниями и другими неблаговидными аспектами правления. Наше соглашение было простым, но эффективным: он был верен мне, а я не задавал вопросов о его делах и о том, какими способами он поддерживал мой авторитет и авторитет Ордена.

С моим главным советником мы были знакомы давным-давно. Она не стала одним из Темных Ангелов, но благодаря связям с командованием Ордена получила те же физические улучшения, которые были дарованы мне и другим старшим рыцарям после прибытия Императора. Мы уже вышли из возраста, когда могли бы пополнить ряды