Амулет Добра - Дарья Донцова

* * *

Пошлавон вышла из подвала и поежилась. На улице лил дождь, дул сильный ветер, и редкие прохожие бежали, не останавливаясь, никто не обращал внимания на тощего, дрожащего от холода щенка. Пошлавон уныло посмотрела по сторонам, вздохнула и решила пойти к магазину: там над ступеньками есть козырек, он укроет дворняжку от противных холодных капель, а кто-нибудь из покупателей может дать ей поесть. Иногда Пошлавон доставались сосиски. Сосиски! Собачка облизнулась и побрела по лужам. Пару раз мимо нее, дворового щенка, живущего в грязном подвале, проходили домашние псы, одетые в дождевики и резиновые сапоги, у них имелись ошейники и поводки, за другие концы которых держали хозяева. У Пошлавон не было своего человека, ей не повезло родиться в уютном доме, спать на мягких креслах-диванах, есть вкусный паштет из банок и проводить вечера, положив голову на колени любимой хозяйки. Пошлавон жила одна, она никому не была нужна.

Шлепая лапами по холодным лужам, собачка шагала вперед и вдруг услышала скрипучий голос:

– Эй, как тебя там зовут, стой!

Пошлавон замерла, она пока плохо понимала человеческую речь. Чаще всего она слышала: «Пошла вон», и псинка решила, что ее так зовут. А тут вдруг кто-то обратился к Пошлавон на собачьем языке.

Псинка завертела головой и увидела на краю тротуара непонятное толстое пучеглазое существо не очень большого размера. Оно было одето в бордовую куртку с золотыми пуговицами.

– Ну-ка, помоги, – велел Не-пойми-кто.

Пошлавон опешила.

– Здравствуйте, вы собака?

– Ну до чего мне дураки надоели, – вздохнул незнакомец. – Если я пес, то ты табуретка!

Пошлавон заморгала.

– О нет! Вы ошибаетесь. Я видела табуретки, на них люди сидят. А раз вы умеете разговаривать на нашем языке, значит, вы собака.

– Неужели на моем трудном жизненном пути попался философ? – фыркнул пучеглазый Не-пойми-кто. – В отличие от тебя, я владею иностранными языками, могу болтать еще на кошачьем, беличьем, бурундучьем. Кроме того, в Прекрасной Долине в ходу универсальный язык, его все учат с рождения, поэтому мы можем пообщаться.

Пошлавон разинула пасть.

– Вы кто?

– Почтовый жаб Густав, – начал закипать незнакомец. – Неужели не понятно?

– Простите, – пробормотала Пошлавон, – я еще маленькая.

– Юный возраст не является оправданием глупости, – отрезал Густав, – и лени. Ну-ка, достань ящик!

– Какой? – не поняла Пошлавон.

Жаб показал лапой на зарешеченное окно подвала магазина.

– Шел себе с посылкой, вдруг откуда ни возьмись появился человек, пришлось отпрыгнуть в сторону. Люди такие неосторожные, никогда не смотрят под ноги, считают, что они на земле одни, цари природы. Короче, лезь туда и достань что велю.

Пошлавон протиснулась между прутьями и взвизгнула.

– В чем дело? – спросил жаб. – Упаковка, не дай бог, помялась? Или, что еще хуже, разорвалась?

– Нет, я поцарапалась, – пожаловалась Пошлавон.

– Экая ты нежная, – пробурчал Густав, – ерунда, шкура быстро заживет. Видишь коробку?

– Нет, тут темно, – ответил щенок.

– Собаке свет не нужен, – вскипел Густав. – Ну почему на моем тернистом жизненном пути всегда встречаются не способные на продуктивные действия личности?

– Что такое посылка? – спросила Пошлавон. – Я не знаю.

– Ммм, – простонал Густав. – Сказано сто раз! Коробка! Картонная.

– Длинная, как колбаса? – обрадовалась Пошлавон. – Она тут лежит.

– Тащи ее сюда, – распорядился Густав.

Щенок с большим трудом справился с задачей.

– Не сразу, но получилось, – обрадовался жаб. – Все, мне пора, да и тебе тоже, ступай домой, пока от матери не влетело.

– У меня нет мамы, – сказала Пошлавон.

Густав моргнул.

– Значит, бабушка в угол поставит за то, что поздним вечером по улице шляешься, или отец накажет.

– Я живу одна, – объяснила Пошлавон.

Жаб скрестил передние лапы на груди.

– Сколько тебе лет?

– Не знаю, – пролепетала Пошлавон.

– О боже! – воскликнул Густав. – Спрошу по-другому. Сколько раз ты ела деньрожденный торт?

– Что это такое? – не поняла Пошлавон.

– Бисквит. С кремом. Сверху свечки. Они горят. Их задуть надо, – зачастил жаб.

– Я боюсь огня, – испугалась Пошлавон. – Вчера какой-то человек в меня петардой ткнул, теперь на боку ссадина, она очень болит.

– Ясно, – протянул Густав, – ну-ка, присядь.

– Зачем? – насторожилась Пошлавон. – Ты хочешь меня побить?

Жаб скорчил гримасу.

– Нет, я устал, залезу тебе на спину, довезешь меня до входа.

– Куда? – опять растерялась Пошлавон.

– Туда, – обозлился Густав, – хватит задавать глупые вопросы. Выполняй.

Пошлавон распласталась на грязном мокром асфальте, и ей стало еще холоднее. Густав ловко забрался щенку на спину, устроился между лопатками, поставил перед собой посылку и проворчал:

– Ну и славная же у меня сегодня лошадь. Ни седла, ни ошейника, ни поводьев. Придется держаться за уши, хорошо они у тебя длинные. Знаешь, где лево-право?

– Что? – спросила Пошлавон.

– Собака Баскервилей, пошли мне терпения, – простонал Густав. – Договоримся так. Я дергаю здесь – ты поворачиваешь в эту сторону, дергаю там – рулишь туда, тяну за оба уха – останавливаешься. Ясно? Вперед!

Густав шлепнул задними лапами Пошлавон по бокам. Щенок вздрогнул и побежал вперед.

Нестись пришлось долго, пару раз Пошлавон повернула не туда, за что получила от почтового жаба сочные шлепки. Но всякая дорога рано ли поздно заканчивается, Пошлавон притормозила около полуразрушенного сарая, стоящего неподалеку от огромной мусорной свалки.

Густав слез.

– Бери посылку.

– Я? – удивился щенок.

– Видишь тут еще кого-нибудь, кроме нас? – вскипел Густав. – Хватай коробку и шагай за мной.