Моя любовь когда-нибудь очнется - Чарльз Мартин

***

Чарльз Мартин покорил своим обаянием и писательским талантом женщин многих стран мира. Он с непринужденным изяществом изображает тонкие грани человеческой души, и в особенности ему удаются женские образы, что есть величайший дар для автора-мужчины. Романы Чарльза Мартина переведены на 17 языков. Его книга «The Mountain Between Us» вошла в список бестселлеров по версии «New York Times», а права на экранизацию приобрела компания «20th Century Fox».

***

«Впечатляющая история духовного поиска и бескорыстной любви, на которую отважится далеко не каждый».

RT Book Reviews

***

«Любовь долготерпит, милосердствует, не мыслит зла. Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит».

(1Кор. 13:4–8)

***

В прошлом ноябре, в самом конце, когда бобы вымахали на четыре фута, кукуруза поднялась на восемь, а лилово-синие цветы глицинии пожухли и побурели, наконец-то задули по-зимнему холодные ветра. За считаные дни они выдули летний зной и духоту. А сегодня ночью разбудили Мэгги. Перевернувшись на другой бок, она толкнула меня в плечо и прошептала:

– Пойдем поплаваем?!

Часы показывали два ночи. На небе сияла полная луна, и я сказал:

– Пошли.

Толчок в плечо обычно означал, что Мэгги знает что-то такое, чего не знаю я, и в этом не было ничего удивительного. С тех пор как мы познакомились, я не раз убеждался в том, что ей известно много такого, о чем я не подозревал.

Мы выбрались из постели, разыскали в шкафу пару полотенец и, взявшись за руки, стали спускаться к реке. Когда до берега было уже совсем недалеко, Мэгги высвободила руку и побежала вперед, к обрыву, сбросив на ходу полотенце, которое я подобрал. Лишь на мгновение ее изящный силуэт замер на высоком обрывистом берегу, и вот уже Мэгги ласточкой летит с обрыва в до краев наполненную сияющим лунным светом реку, которая широкой полосой пересекла нашу часть Южной Каролины.

Бросив полотенца на берегу, я тоже вошел в воду чуть правее обрыва, где берег становился совсем пологим. Вода была теплой – намного теплее, чем воздух. Плотное, чуть волнистое песчаное дно нехотя подавалось под моими ступнями, а возле моих колен то и дело шмыгали стремительные уклейки. Сделав несколько шагов, я развернулся спиной вперед и, зажмурив глаза, навзничь повалился в воду. На несколько секунд я погрузился с головой, но почти сразу снова встал во весь рост, чувствуя, как вода стекает по моим шее и плечам. Глубины здесь было всего по пояс, но в тени берега вода казалась черной, как нефть. Я смотрел на нее и думал о том, каким долгим и жарким выдалось прошедшее лето. Впрочем, у нас в Диггере летний сезон часто бывает долгим, поэтому прохлада, которую принесли осенние ветра, казалась долгожданной и приятной.

Мы плавали в темной речной воде, пока не устали. Наконец мы выбрались на берег, постелили полотенца на мелком белом песке и легли. Голова Мэгги покоилась на моем плече. Луна перестала подглядывать за нами и скрылась за верхушками кипарисов.

Какое-то время спустя, когда мы обнявшись возвращались домой, Мэгги уже знала, что сегодня ночью мы зачали сына. Я же узнал об этом только месяц спустя, когда она танцующей походкой спустилась с крыльца и отыскала меня на кукурузном поле. Улыбаясь, Мэгги сунула мне под нос узкую бумажную полоску с розовой линией.

Вскоре я стал замечать кое-какие перемены. Начались они в нашей второй спальне, которая раньше была кабинетом, а теперь превратилась в детскую. В один прекрасный день Мэгги вернулась из скобяной лавки с двумя галлонами голубой краски для стен и галлоном белой для потолка и карнизов.

– А если будет девочка? – спросил я.

– Будет мальчик, – уверенно ответила Мэгги, протягивая мне малярную кисть.

Мы постелили на пол какие-то старые простыни и принялись валять дурака – совсем как Том и Гек. К вечеру мы оба с ног до головы перемазались голубой краской, и, хотя стены почти не изменились, начало, как говорится, было положено.

Запах краски гнал нас из дома, поэтому воскресенье мы посвятили поездке по «гаражным распродажам»[1]. В одном месте мы нашли детскую кроватку за шестьдесят долларов, вполне приличную, только на верхних перекладинах боковых решеток отпечатались маленькие ямки – следы зубов. Мэгги провела по ним пальцами, словно Хелен Келлер[2], читающая книгу, напечатанную шрифтом Брайля.

– То, что надо, – сказала Мэгги.

Кроватку мы поставили в углу детской, а после обеда поехали в Чарльстон – в так называемый оптовый детский супермаркет. Лично я никогда в жизни не видел столько детских вещей в одном месте. А если говорить откровенно, то до этой поездки я понятия не имел, что половина из них вообще существует. Когда мы вошли в автоматические стеклянные двери, записанный на пленку голос над нашими головами произнес: «Добро пожаловать в «Детский мир»! Если у нас чего-то нет, значит, вашему ребенку это не нужно!» Прослушав это сообщение, я начал смутно подозревать, какие неприятности меня ожидают, но было уже поздно. Мэгги схватила сразу две тележки, толкнула одну из них мне и, состроив свою самую свирепую «охотничью» гримасу, скомандовала:

– Ну, вперед!

Не успели мы добраться до конца первого прохода, а моя тележка была уже полнехонька. Мы скупали памперсы, салфетки, пустышки, шнуры и цепочки для пустышек, подставки для бутылочек, бутылочки для бутылочек, чтобы они медленней остывали, масло от сыпи, крем от сыпи, присыпку от сыпи, погремушки, одеяла, пеленки, автокресло, столик для переодевания, пластиковые контейнеры, чтобы хранить в них все, что мы купили, «кенгурушку», крем и присыпку специально для «кенгурушки», пинетки, фланелевые чепчики для тепла и маленькие книжки-раскладушки с забавными картинками. Вскоре я бросил подсчитывать в уме предстоящие расходы и только кивал, повторяя: «Да, мэм, конечно, мэм!» – каждый раз, когда Мэгги указывала на очередной загадочный предмет, который имел для нее (но не для меня) огромное значение. Она могла сотню раз повторить: «Ты только посмотри на это!» и «Правда же, он миленький?». Я смотрел, но ничего «миленького» не видел, хотя и допускал, что жена разбирается в детских вещах намного лучше меня.