Весь мир у ног - Надежда Тульина

В эту горную долинку — крошечный безжизненный пятачок, скрытый от любопытных глаз острыми зубцами скал, — не вело ни единой тропинки. В центре ее лежал плоский черный камень — нерукотворный алтарь. Причудливые тени змеились, погружая долину в полумрак. Ледяной ветер пробирал до костей.

Она вылетела из-за скалы, успев в последний момент, перепуганные глаза распростертой на холодном гладком камне жертвы, не отрываясь, смотрели на черный кончик тонкого стилета. Но хлопнули антрацитовые крылья, заскрипел песок под быстрыми шагами вновь прибывшей, и убийца обернулся. Молча отшвырнул от себя ненужную теперь девчонку и двинулся к гостье, пожирая ее глазами, впитывая каждый изгиб, каждую черту прекрасного тела, каждый завиток черных, как смоль, волос. Она была само совершенство!

Внешне красавица выглядела невозмутимой, лишь яростный блеск алых глаз да подернувшаяся багрянцем аура выдавали ее чувства. Грозная и неистовая, как буря, она не стала тратить время на слова, а одним гигантским прыжком преодолела разделявшее их расстояние. Миг — и он чудом успел увернуться от клинка, не задевшего даже светлых волос. Убийца выхватил свое оружие — длинное волнистое лезвие, маслянисто блестевшее от наложенных на железо чар, и зарычал, увидев брезгливое отвращение на лице противницы. Одно движение, полное неистового гнева, резкий взмах, выпад — и темное острие его меча мягко вошло в нежную грудь. Глаза цвета пламени изумленно расширились.

— Ты… — Четкая линия алых губ была нарушена кровавой дорожкой, побежавшей из уголка рта. Она закашлялась, с ужасом глядя, как по мечу к ней медленно, словно нехотя, ползет удушливая волна омерзительной магии. Соприкасаясь с кровью женщины, волна набирала силу, и пару мгновений спустя чернильные жгуты колдовства оплели безупречно прекрасное тело, скручивая и разрывая его. Один удар сердца — и от ослепительной красавицы остались лишь кровавые ошметки…

Какое-то время убийца стоял неподвижно, ошеломленно рассматривая лезвие в своей руке. Аура его подернулась серо-багровыми сполохами безумия. Крик ярости и боли, отраженный холодными камнями, был похож на рев раненого зверя. Одним ударом расколов каменный алтарь, он уже собрался уходить, когда его взгляд наткнулся на хрупкую фигурку, бессильно лежащую в стороне.

— Она — моя, слышишь, ты?! Все равно — моя! — заорал он вдруг, набрасываясь на свою жертву с кулаками. — Моя! Моя! Моя!

На этот раз оружие ему не понадобилось. Взлетая с узкого каменного карниза, он оставил позади залитую кровью каменную площадку и изломанное тело юной девушки, так и оставшейся для него безымянной.

Снилась мне какая-то кровавая жуть — верный признак надвигающегося приступа, так что проснулась я в самом паршивом настроении. Привыкнуть к этому было невозможно, бороться — бесполезно. Врачи бессильно разводили руками. Еще дед, пока был жив, таскал меня по своим медицинским друзьям, но никто ничего не нашел. Хорошо еще, приступы мои с годами не становились ни сильнее, ни чаще — как началось это безобразие лет в шестнадцать, так и шло без изменений.

Я позвонила шефу, предупредила, что сегодня не приду «по техническим причинам». Он тяжело вздохнул:

— Как ты не вовремя, Александра! Нам, между прочим, после обеда на инвестком. Как я без тебя твой проект защищать буду? Ладно, отлеживайся, перенесу на следующую неделю. Сама без героизма давай! Звони, если что потребуется…

Вот уже много лет меня регулярно, раз в пару месяцев, иногда чуть чаще, иногда реже, накрывало приступом жестокой головной боли. За несколько лет совместной работы шеф успел смириться с тем, что один из его самых ценных сотрудников время от времени на два-три дня полностью теряет работоспособность. Не сразу, конечно — первое время он раздражался, потом протащил меня — за счет компании — через обследование у лучших врачей, из которых никто не смог ничем помочь, потом отступился.

Первый «звоночек» прозвенел, едва я успела положить трубку. Начало темнеть в глазах — медленно, от периферии к центру, так что спустя несколько минут я словно смотрела на мир через две крохотные дырочки в темной бумаге. Торопливо дошла до спальни, устроилась на кровати, вцепилась зубами в одеяло. Хорошо еще, Маруська уехала на неделю к друзьям. Не дело детям видеть родителей в таком состоянии. Вспомнив о дочери, я, несмотря на быстро усиливающуюся головную боль, слабо улыбнулась. У моей светлой девочки начался романтический период, она стала такой забавной и мечтательной!

Приступ мигрени накатил, выметая из головы все мысли, а с ним пришло знакомое чувство ужаса, безысходности и паническое ощущение приближающейся смерти. Я свернулась на постели тугим комочком, боясь лишний раз шевельнуть головой. Малейшее движение сопровождалось болезненным взрывом в правом виске. «Это не навсегда, не навсегда, не навсегда!» — как заведенная, крутила я в голове мантру, спасающую меня от безумия. Мне показалось, что прошла вечность, наполненная страхом и болью, прежде чем мои страдания пошли на убыль. Я взглянула на старинные ходики на стене — сам приступ длился чуть больше часа. От него осталась ноющая боль в висках и мучительная слабость.

Только ближе к вечеру я нашла в себе силы, чтобы выйти из дома. Прогулка на свежем воздухе, как правило, помогала быстрее прийти в себя. Полюбовавшись на свою бледную и осунувшуюся физиономию в зеркальной стене лифта, я медленно побрела в парк.

Именно из-за этого чудесного, огромного и запущенного «почти леса» я в свое время и купила здесь квартиру. Надела наушники, и отдаленный городской шум отступил, смытый скрипками и виолончелями. Пасмурное небо, хмурое московское предзимье. Благодаря вчерашнему снегопаду осенней слякоти пришел конец. Снег прикрыл мусор, разбросанный вдоль тропинок, окутал невесомым пушистым покрывалом черные изломанные ветви. Еще пару дней назад деревья выглядели безнадежными калеками, а сейчас вдруг стали причудливо элегантными.

Я шла по безлюдным дорожкам мимо засыпанных снегом скамеек, мимо почти пустой детской площадки. Лишь одинокий ребенок лет десяти, то ли мальчик, то ли девочка (сейчас их так одевают — не разберешь), медленно покачивался на качелях, провожая меня взглядом из-под светлой челки. На несколько секунд и мне остро, почти до боли захотелось вернуться в детство — время, когда чудеса еще возможны.

Вот и конец моей любимой аллеи, упирающейся в крутой склон, почти обрыв. Я привычно глянула вниз; небольшая полянка под обрывом всегда казалась мне волшебной, сама не знаю почему. Прямо подо мной, рядом с крохотной речушкой, стояли какие-то непонятные бетонные развалины, до того неуютные на вид, что даже местные алкаши никогда там не устраивались, хотя летом и тенек густой, и есть, где сесть, постелить газетку, разложить выпивку-закуску.