Принц и нищий - Марк Твен

— Прошу вас, леди, не подавайте виду, что вы замечаете егопричуды, и не выказывайте удивления, когда его память будет изменять ему… вы сгоречью увидите, как часто это с ним случается.

Тем временем лорд Сент-Джон говорил на ухо Тому:

— Прошу вас, сэр, соблюдайте свято волю его величества:припоминайте все, что можете, делайте вид, что припоминаете все остальное. Недайте им заметить, что вы изменились. Ведь вы знаете, как нежно любят васигравшие с вами в детстве принцессы и как это огорчит их. Угодно вам, сэр,чтобы я остался здесь?.. Я и ваш дядя?

Том жестом выразил согласие и невнятно пробормотал какое-тослово. Ему уже пошла впрок наука, и в простоте души он решил возможнодобросовестнее исполнять королевский приказ.

Несмотря на все предосторожности, беседа между Томом ипринцессами становилась иногда несколько затруднительной. По правде говоря, Томне раз готов был погубить все дело и объявить себя непригодным для такоймучительной роли, но всякий раз его спасал такт принцессы Елизаветы. Оба лордабыли настороже и тоже удачно выручали его двумя-тремя словами, сказанными какбы ненароком. Один раз маленькая леди Джэн привела Тома в отчаяние, обратившиськ нему с таким вопросом:

— Были ли вы сегодня с приветствием у ее величествакоролевы, милорд?

Том растерялся, медлил ответом и уже готов был брякнутьнаобум что попало, но его выручил лорд Сент-Джон, ответив за него снепринужденностью царедворца, привыкшего находить выход из всякого щекотливогоположения:

— Как же, миледи! Государыня доставила ему сердечнуюрадость, сообщив, что его величеству лучше. Не правда ли, ваше высочество?

Том пролепетал что-то, что можно было принять заподтверждение, но почувствовал, что ступает на скользкую почву. Несколько позжев разговоре было упомянуто о том, что принцу придется на время оставить учение.

Маленькая принцесса воскликнула:

— Ах, какая жалость! Какая жалость! Ты делал такие успехи.Но ничего, не тужи, это ненадолго. У тебя еще будет время озарить свой разумтакой же ученостью, какою обладает твой отец, и овладеть таким же количествоминоземных языков, какое подвластно ему.

— Мой отец? — на мгновенье забывшись, воскликнул Том. — Даон и на своем-то родном говорит так, что понять его могут разве только свиньи вхлеву! А что касается какой ни на есть учености… — Он поднял глаза и, встретивхмурый, предостерегающий взгляд милорда Сент-Джона, запнулся, покраснел, потомпродолжал тихо и грустно: — Ах, мой недуг снова одолевает меня, и мысли моисбиваются с верной дороги. Я не хотел нанести оскорбления его величеству.

— Мы знаем это, государь, — почтительно сказала принцессаЕлизавета, ласково взяв руку «брата» и держа ее между своими ладонями. — Нетревожься этим! Виноват не ты, а твой недуг.

— Ты нежная утешительница, милая леди, — с признательностьювымолвил Том, — и, с твоего позволения, я от всей души благодарю тебя.

Один раз вертушка леди Джэн выстрелила в Тома какой-тонесложной греческой фразой. Зоркая принцесса Елизавета сразу заметила поневинному недоумению на лице принца, что выстрел не попал в цель, и спокойноответила вместо Тома целым залпом звонких греческих фраз, затем тотчас жезаговорила о другом.

Время протекало приятно, и в общем беседа шла гладко.Подводные рифы и мели встречались реже и реже, и Том уже чувствовал себя болеенепринужденно, видя, как все стараются помочь ему и не замечать его промахов.Когда выяснилось, что принцессы должны сопровождать его вечером на банкет улорда-мэра,[10] сердце Тома всколыхнулось от радости, и он вздохнул соблегчением, почувствовав, что не будет одинок в толпе чужих, хотя час томуназад мысль, что принцессы поедут вместе с ним, привела бы его в неописуемыйужас.

Оба лорда, ангелы-хранители Тома, получили от этой беседыменьше удовольствия, чем остальные ее участники. Они чувствовали себя так,будто вели большой корабль через опасный пролив; все время они были настороже,и их обязанности отнюдь не казались им детской игрой. Так что, когда визит юныхледи подошел к концу и доложили о лорде Гилфорде Дадли, они почувствовали, чтосейчас не следует слишком перегружать их питомца и что, кроме того, не так-толегко пуститься в новое хлопотливое плавание и привести свой корабль обратно, —поэтому они почтительно посоветовали Тому отклонить посещение. Том и сам былэтому рад, зато лицо леди Джэн слегка омрачилось, когда она узнала, чтоблестящий юноша не будет принят.

Наступило молчание. Все как будто ждали чего-то, Том непонимал, чего именно. Он посмотрел на лорда Гертфорда, тот сделал ему знак, ноон не понял и этого знака. Леди Елизавета со своей обычной находчивостьюпоспешила вывести его из затруднения. Она сделала ему реверанс и спросила:

— Ваше высочество, брат мой, разрешите нам удалиться?

— Поистине, миледи, вы можете просить у меня чего угодно, —сказал Том, — но я охотнее исполнил бы всякую другую вашу просьбу, — посколькуэто в моих скромных силах, — чем лишить себя благодати и света вашегоприсутствия, но прощайте и да хранит вас господь!

Он усмехнулся про себя и подумал: «Недаром в моих книгах яжил только в обществе принцев и научился подражать их цветистым учтивым речам!»

Когда знатные девы ушли, Том устало повернулся к своимтюремщикам и сказал:

— Не будете ли вы так любезны, милорды, не позволите ли мнеотдохнуть где-нибудь здесь в уголке?

— Дело вашего высочества — приказывать, а наше —повиноваться, — ответил лорд Гертфорд. — Отдых вам воистину потребен, ибовскоре вам предстоит совершить путешествие в Лондон.

Лорд прикоснулся к колокольчику; вбежал паж и получилповеление пригласить сюда сэра Вильяма Герберта. Сэр Вильям не замедлил явитьсяи повел Тома во внутренние покои дворца. Первым движением Тома было протянутьруку к чаше воды, но бархатно-шелковый паж тотчас же схватил чашу, опустился наодно колено и поднес ее принцу на золотом блюде.

Затем утомленный пленник сел и хотел было снять с себябашмаки, робко прося взглядом позволения; но другой бархатно-шелковыйназойливый паж поспешил опуститься на колени, чтобы избавить его и от этойработы. Том сделал еще две или три попытки обойтись без посторонней помощи, нони одна не имела успеха. Он, наконец, сдался и с покорным вздохом пробормотал:

— Горе мне, горе! Как еще эти люди не возьмутся дышать заменя!