Посмертный образ - Александра Маринина

Алина ни минуты не сомневалась, что он свою угрозу исполнит.

Дня два она мучилась, потом все-таки спросила старшего братаИманта, которому уже исполнилось четырнадцать лет.

– Имант, а что такое сперма?

Брат побагровел.

– Не смей произносить это слово, – строго сказалон. – Это очень плохое слово, и если маленькие девочки его произносят, уних во рту вырастают отвратительные лишаи. Запомнила? Ты все запомнила?

– Да, Имант, – послушно ответила маленькаяАлина. – Я больше никогда не буду произносить это слово.

Но пообещать было легче, чем сделать. Это было единственноенезнакомое слово, которое ей удалось запомнить из бормотания того парня, илюбопытство все-таки пересилило. Еще через несколько дней она спросила об этомсвою подружку в детском саду. Та тоже не знала, что такое сперма, но пообещалавыяснить у родителей. На другой день подружка пришла в садик и прямо с порогазаявила:

– Я больше не буду с тобой водиться. Моя мама сказала,что ты плохая, испорченная девчонка, раз говоришь такие грязные слова, и я недолжна даже близко к тебе подходить, чтобы не заразиться твоей испорченностью.

К вечеру и остальные дети в группе стали сторониться ее.Ночью, уткнув лицо в подушку и заливаясь горькими слезами, девочка думала вотчаянии: «Ну и пожалуйста, ну и не надо со мной дружить. Я больше никогданикому ничего не расскажу про себя. Никогда. Никому. Ничего. Никто мне ненужен. И я никому не нужна. Я буду совсем одна… Совсем одна…»

Долгие годы возле нее будут только трое мужчин и чужаянеласковая и неразговорчивая женщина. Алина привыкнет быть одна и никому ничегоо себе не рассказывать. Она привыкнет жить без подруг, без задушевных бесед,без доверительных откровений. А если бы брат Имант сначала спросил, откуда онаузнала это запретное для шестилетней девочки слово… И если бы воспитательница вдетском саду поинтересовалась, отчего это дети больше не хотят играть смаленькой Вазнис… И если бы Валдис или Инга Вазнисы обратили внимание на то,что у Алины совсем нет подружек, никто ей не звонит, не приходит в гости и незовет к себе… Но Алина хорошо училась и не болела, а стало быть, пристальноговнимания отца и мачехи не требовала. Если бы Имант не напугал ее лишаями ворту, если бы родители подружки не сказали, что она заразная, раз говорит такиемерзкие слова… Если бы…

Но случилось так, как случилось. И отныне Алина Вазнис былаобречена на одиночество и постоянное, запрятанное глубоко внутри, глухое,болезненно ноющее отчаяние.

Леонид Сергеевич Дегтярь, основатель и художественныйруководитель музыкальной студии киноконцерна «Сириус», уже слышал о случившейсятрагедии и потому живо и охотно откликнулся на Настину просьбу встретиться ипоговорить. Уже несколько дней его мучил радикулит, и он, долго извиняясь иоправдываясь, предложил ей приехать к нему домой. Жил он в той же части Москвы,что и сама Настя, и около девяти часов вечера в субботу, 16 сентября, онапереступила порог его большой и очень своеобразной квартиры.

Леонид Сергеевич, замотанный от шеи до бедер в теплыепуховые платки, выглядел глубоким старцем, хотя Настя, наведя о немпредварительные справки, знала, что ему всего пятьдесят два года и в «хорошем»состоянии он прекрасно ходит на лыжах и с удовольствием играет в волейбол. Едвавойдя в квартиру, Настя услышала знакомые с детства звуки увертюры к«Травиате». Она тут же вспомнила, что, изучая утром программу телевидения,отметила галочкой фильм-спектакль, который должен был идти по петербургскомуканалу примерно в это время, и от души пожалела, что теперь придется егопропустить. А ей так хотелось послушать. Впрочем, может быть, не все ещепотеряно: раз хозяин квартиры тоже включил телевизор, значит, и ему этоинтересно. Авось удастся хоть краем уха…

– Проходите, пожалуйста, – сделал гостеприимныйжест Дегтярь. – Я прошу прощения, сейчас я включу видеомагнитофон, чтобызаписать «Травиату», пока мы будем с вами беседовать. Потом послушаю.

– А на две кассеты нельзя записать? – вырвалосьвдруг у Насти против ее воли. Она даже сообразить не успела, что делает, а языксам произнес эти слова.

Леонид Сергеевич бросил на нее удивленный взгляд и шаркающейпоходкой направился в комнату.

– Разумеется, можно и на две. Вы тоже любительница? Илиинтересуетесь просто так, по службе?

– Нет, не по службе. Я люблю оперу, а «Травиату»особенно.

Дегтярь подключил параллельно два магнитофона, вставив в нихкассеты, и повернулся к Насте:

– Почему именно «Травиату», позвольте спросить? Музыкакрасивая?

В его тоне Настя уловила легкую издевку настоящего меломанаи знатока над поверхностной дилетанткой. Конечно, оперу по-настоящему знаютсейчас немногие, куда уж тут работнику милиции. Но «Травиату», по крайней мерепо названию, знают практически все. Поэтому сказать, что любишь эту оперу, этовсе равно что сказать: «Я очень люблю Пушкина, особенно „Евгения Онегина“».

– На самом деле я люблю «Травиату» и «Пиковуюдаму», – улыбнулась Настя. – Потому что они – про жизнь, пронастоящие трагедии, про любовь и смерть. Про живых обыкновенных людей, прощеговоря. А не про королей, принцесс, злых волшебников и переодетых героев. Чтоже касается музыки, то в этой части мне больше нравится «Трубадур» и «Битва приЛеньяно». Но это дело вкуса, конечно.

– Да? – внезапно оживился Леонид Сергеевич. –Забавно, ну надо же, как забавно…

– Что вас так позабавило? – насторожилась Настя.

– Именно из-за «Трубадура» и произошел скандал междуАлиной Вазнис и Зоей Семенцовой…

…Музыкальная студия киноконцерна «Сириус», помимо клипов схитами, взялась снимать видеофильмы-оперы. Фильмы эти предназначались дляузкого круга настоящих меломанов, которые не удовольствуются тем, что возьмуткассету в прокате и один раз ее прокрутят, а будут покупать их, чтобы слушатьпостоянно. Кассеты эти были очень дорогими, но дело себя окупало. Для фильмаподбирались хорошие актеры, делались отличные декорации, много снимали нанатуре, а озвучание шло при помощи официальных или пиратских записей знаменитыхпевцов и самых лучших оркестров. Хорошо известно, как трудно подобрать молодогостройного тенора или юную прелестную сопрано, чтобы и вокальное, идраматическое мастерство их украсило фильм. Великий Карузо был маленьким итолстым. Лучшее современное сопрано мира – Монсеррат Кабалье, но она же в экранне влезает. Паваротти – тучен, Каррерас – строен, но мал ростом. Стройный ивысокий Доминго при любом гриме не сойдет за молодого. А заставить истинногознатока приобрести кассету можно только вокалом мирового класса. Поэтомуприходилось комбинировать.

Алина Вазнис начала подрабатывать в студии сначала наэпизодах, потом ей доверили роли второго плана. Полина в «Пиковой даме»,Амнерис в «Аиде», Алиса в «Лючии ди Ламмермур». После того как удалось записать«Трубадура», поставленного в «Метрополитен Опера» с Лючано Паваротти и МиреллойФрени, Дегтярь задумал сделать и этот фильм. На центральную женскую рольмолодой красавицы Леоноры пригласили пробоваться Алину Вазнис, а на вторуюженскую роль, старой цыганки Азучены, – Зою Семенцову. Зое было уже хорошоза сорок, от неумеренного употребления алкоголя внешность ее давно потеряласвежесть, и на роль старой цыганки она подходила, как говорится, «более чем». Ивдруг, как гром среди ясного неба, к Дегтярю заявилась Алина Вазнис и сказалатакое, от чего у Леонида Сергеевича искры из глаз посыпались.