Магазинчик бесценных вещей - Лоренца Джентиле

– Боже мой! – воскликнула она, кидаясь его выключать.

Она долила в него холодной воды, помешала ложечкой, а потом достала из жестяной коробочки сухие листья, слегка подавила их в маленьком металлическом ситечке в форме шарика и погрузила этот шарик в чайник. Перевернув песочные часы и поместив их вместе с пятью разномастными чашками на поднос, она вынесла его к гостям. Не зная, что делать, я последовала за ней.

Дороти обслужила всех, включая меня. Чай был крепким и обжигающе горячим, без сахара. Все взяли по чашке, не переставая разговаривать, будто это был совершенно обычный повседневный ритуал.

Вошел юноша.

– Можно? – Он спросил это, уже оказавшись внутри, и сел в уголке.

– Милый, – ответила Дороти, – может, чаю?

Он отказался.

– Я больше не хочу жить. Сегодня суббота. А что по субботам делать одному?

– Дорогой мой, расставание подобно утрате… Отрицание, гнев, торг, депрессия… и в конце концов принятие. Если у тебя депрессия – значит, ты почти здоров, уверяю тебя.

Он нахмурился.

– Это не пройдет. Мне всегда будет ее не хватать.

– Некоторые вещи невозможно постичь разумом, – доставая из сумки колоду карт, вмешалась пожилая женщина, сидевшая на обшитом парчой кресле. – Подойди ко мне, я тебе расскажу, как и когда ты залечишь свое разбитое сердце.

На картах были нарисованы таинственные изображения: человек, подвешенный головой вниз, деревянное колесо, скелет, ангел, играющий на трубе…

– Иди сюда, – позвала меня тем временем Дороти из другого конца магазина.

На самой верхней полке серванта стояли два маленьких глиняных гуся. Она сняла их, чтобы показать мне.

– Мой отец говорит, что гусь – это животное, которое оберегает дом, – сказала я. – Он верит во все то, во что верили древние греки.

Дороти на мгновение задумалась.

– Да, это правда. Гусь защищает свой дом, но он всегда готов взлететь. И это прекрасно, – подмигнула она мне, прежде чем протянуть одну из фигурок. – Он отшельник, но хочет завести стаю. Здесь нет противоречия, если окружаешь себя правильными людьми.

Гусь был холодным, больше моей ладони. Я повертела его в руке, рассматривая каждую деталь.

– Они из Англии, их раскрасила одна женщина, оставшаяся вдовой в совсем юном возрасте. У нее жила целая сотня гусей, и она делала эти статуэтки, чтобы заработать на жизнь. Они выглядят одинаково, но на самом деле каждая из них уникальна.

Она была права. У моего гуся клюв был длиннее, чем у ее, а на шее была красная ленточка. Когда я протянула его обратно, она отказалась его брать.

– Оставь себе, – сказала она. – Покажи ему мир. А потом верни, потому что его место здесь.

Я покачала головой. Я не могла его принять. Я бы не смогла вернуться. Нас предупредили, что это была наша первая и последняя поездка в город: нужно знать, от чего ты отрекаешься, и навсегда забыть это.

– Когда ты вернешься, – продолжила Дороти, – здесь будет Маргарет, моя дочь. Это место перейдет к ней. Обещаешь, что будешь ей помогать?

– Я? – ответила я упавшим голосом. Как я могла такое пообещать?

– Ну же, пообещай, – подойдя к нам, вставила бабушка. – Подумай, как замечательно будет находиться среди всех этих вещей.

Но у меня и дома было достаточно вещей, которые нужно починить. Вещей, которые могли бы нас спасти.

– Если произойдет катастрофа…

– Да хватит уже с этими катастрофами! – вспылила бабушка. – Катастрофы, дорогая моя, происходят каждый день, и защититься от них никак нельзя. Нужно жить в настоящем. Только настоящее у нас и есть.

Мне стало стыдно за то, что я сказала, и за то, чему меня научили.

Потом бабушка взяла меня за руку.

– Пойдем, а то твой отец решит, что мы пропали без вести.

Я хотела ответить, что папа никогда бы не подумал, что я пропала без вести, потому что научил меня находить дорогу домой отовсюду. Но суть была в том, что мне было никуда нельзя.

7

Я поднимаю глаза к вывеске, что есть силы сжимая лямки рюкзака. «Новый мир». Лучи солнца, поднявшегося уже высоко, падают на побледневшие буквы, воскрешая в моей памяти тот единственный раз, когда я здесь была, за ручку с бабушкой, одетой в платье в сине-лиловый цветочек и туфли с закругленными носами.

Красная краска на оконных рамах потрескалась, внутри все покрылось толстым слоем пыли. Кажется, будто я заглянула в брошенный в спешке дом, где все осталось как было. Невыносимо представлять, как Дороти выйдет из темноты на порог. Быстро подсчитываю: нет, маловероятно, учитывая, что прошло пятнадцать лет, но все же не невозможно. Кого я на самом деле жду, так это ее дочь, Маргарет.

Столько лет я только и делала, что представляла этот момент, в глубине души опасаясь, что он так никогда и не настанет. Я балансирую на краю бордюра, кончики пальцев на тротуаре, пятки висят в воздухе, покачиваюсь вверх-вниз. В руке сжимаю фигурку гуся, с которой с тех пор не расставалась. В Крепости я прятала ее в шкафчике в ванной, а сейчас всегда ношу в боковом кармане комбинезона, завернутую в шелковый платочек.

«Проходи», – говорю я себе. Магазин оказывается примерно таким же, как я его запомнила, но меньше. Не слишком маленьким, но все-таки имеющим границы: в моей памяти он был размером с дворец и простирался на десятки комнат в длину и в ширину. Посередине потолка все еще висит хрустальная люстра. Не так-то просто, наверное, продать люстру. Производит впечатление, однако.

В углу стоит изысканный столик из розового стекла, окруженный кипами сложенных друг на друга деревянных стульев, доходящих до самого потолка. У одного из них не выдержала ножка. Не удивлюсь, если эта конструкция рухнет. Чтобы это предотвратить, достаточно смазать ножку полиэфирной смолой. А еще не помешало бы укрепить все стулья, пройдясь по ним питательным маслом. Это продлит им жизнь лет так на десять. Даже стулья имеют право на небольшой марафет!

Вдалеке на полу стоит неприметный сундук с надписью, которую издалека я не могу разобрать. Крышка сундука слегка прогнулась под весом нагроможденного на нее чайного сервиза. Я узнаю цветочный орнамент и ту чашечку, из которой когда-то пила чай…

И вот я собираюсь с духом и переступаю порог. Соблазн слишком велик. Однажды я уже держала эту чашечку – и теперь она снова в моих руках. Я снова вижу Дороти и тех женщин, колоду карт, паренька с разбитым сердцем. Мне кажется, будто снова запахло чаем.

Мало-помалу из сумрака начинают проступать очертания стоящих вокруг предметов. Витрина с сережками и брошками, светильник с вручную расписанным абажуром, белоснежный мраморный столик, зеленое кресло с потертой обшивкой. На скамейке я замечаю старинный набор для шитья, две фарфоровые куклы-близняшки, мягкий с виду шелковый халат, три толстых книги в кожаном переплете, пару веселеньких жестяных коробок. На рояле стоят песочные часы, по которым Дороти отмеряла время заваривания чая. Рядом с ними лежит серебряная расческа, восточная пепельница и продолговатая ваза оттенка «савойский синий». У каждого предмета все еще стоит карточка с его историей. Сделав шаг к песочным часам, я спотыкаюсь об огромную раму, лежащую на полу.

– Кто там? – кричит женский голос из подсобки.

Я прочищаю горло и, поддавшись эмоциям, зову:

– Маргарет?

Через несколько секунд появляется высокая женщина с ободком абрикосового цвета на голове. На вид она примерно моего возраста. Белая рубашка на ней сшита из шелка высочайшего качества, это точно. У моей мамы в шкафу лежало платье из похожего шелка, оно у нее было еще с юности. Когда она доставала его проветриваться, я ныряла в него лицом, как в озеро. Черные брюки-сигареты доходят женщине до тонких, как спички, щиколоток. На ногах босоножки на высоких каблуках, педикюр настолько безукоризненный, что ногти кажутся ненастоящими. Сладкий цветочный аромат духов заполняет все помещение. Не скрою, иногда мне тоже хочется так выглядеть. Жаль, что на таких каблуках она далеко не убежит. Не успеет в случае