Вся оставшаяся жизнь - Жан-Поль Дидьелоран

Когда все было готово, Элен послала Манель будить Эме. Пора умываться. Их ждала широченная и очень дорогая итальянская душевая кабина: ее установили, когда Элен поняла, что ноги у нее отказывают. Супруги Фурнье принимали душ вместе – она сидела на откидном сиденье, а он стоял рядом. Они намыливали друг друга, терли банной варежкой тела, знакомые как свои пять пальцев, обливались и брызгались, мыли друг другу голову, порой смеялись. Когда месье был готов, девушка вернулась в ванную, одевать мадам. Натягивать компрессионные гольфы телесного цвета всегда было для Манель сущим испытанием, несмотря на большой опыт. Человек, который их изобрел, явно сам никогда не пытался втиснуть в свое творение ноги восьмидесятилетней женщины с одеревеневшими лодыжками и икрами толщиной с ляжку. Спустя десять минут Элен Фурнье, нарядная и накрашенная, как на первый бал, вышла из ванной под руку с Манель, готовая во всеоружии встретить новый день. Из гостиной до них донесся тяжкий храп Эме, на время провалившегося в нутряные глубины своего усталого рассудка, покуда нежная супруга не вернет его к жизни, отправив в кладовку за литром молока или попросив принести ей телепрограмму с кроссвордом.

Амбруаз отшатнулся: между ног покойника примостился ком рыжей шерсти и сверкал на него единственным злобным глазом. При попытке согнать кривого кота тот всеми когтями вцепился в пижаму мертвеца. Пришлось прибегнуть к венику и захлопать в ладоши – только тогда зверюга соизволил наконец удалиться. Котяра, шипя и плюясь, выскочил из комнаты, просочился на кухню и вылез в сад через приоткрытое окно. Никто из наличных родственников не пожелал забрать себе старого облезлого кошака шестнадцати с гаком лет от роду. Со смертью хозяина судьба кота была предрешена. Чаще всего так и бывает. Визит к ближайшему ветеринару уже назначен, на следующий день после похорон ему сделают укол. Амбруаз облачился в комбинезон и принялся за обработку тела. Не прошло и часа с четвертью, как он завершил работу. Пригладив напоследок расческой редкие волосенки, он сложил инструменты, снял перчатки, маску и комбинезон, погрузил все в машину и отбыл. Вечером у труппы спектакль. Надо по-быстрому принять душ, проглотить все, что Бет не преминет запихнуть ему в рот, и мчаться в деревню, где будет представление. Не забыть сунуть в несессер молочко для снятия макияжа. Он погрузился в свои размышления – и вдруг, когда он тормозил на светофоре, что-то вылетело у него из-под ног. Кот хрипло мявкнул, но его голос был немедленно заглушен криками Амбруаза: зверюга решил взобраться по его правой ноге и вцепился в нее когтями через штанину. Молодой человек схватил кота за шкирку, отодрал от своей икры и швырнул на коврик у пассажирского сиденья. Зверюга, весь подобравшись и прижав уши, сверлил его своим глазом. Рыжая шерсть исполосована шрамами. Через всю морду, от левого уха до носа, шел длинный рубец, рисуя на ней насмешливый оскал. Короткий обрубок хвоста придавал тощему телу неустойчивый вид. Тусклая свалявшаяся шерсть не располагала к ласкам. Ветеран всех войн в квартале, решил Амбруаз. Он не знал, как быть. Везти зверюгу обратно? Не для того котяра выжил в стольких битвах, чтобы закончить свои дни в руках какого-то типа в белом халате, который впрыснет ему билет в один конец, вдогонку за хозяином. Трусливо бросить посреди дороги, выкинуть из машины и отдать на волю судьбы? Он себе этого не простит. Гудок за спиной вывел Амбруаза из задумчивости. Он остановил фургончик у обочины и, махнув рукой на последствия, вытряхнул содержимое одного из чемоданчиков, натянул несколько пар перчаток и, собрав всю волю в кулак, схватил кота, засунул в чемодан, поспешно защелкнул медные застежки и, не обращая внимания на хриплые жалобы, несущиеся из сумки, поехал дальше. Припарковался у первого же торгового центра и долго стоял перед полками с кошачьим кормом, не зная, на чем остановить выбор. Стеллаж пятиметровой длины и двухметровой высоты ломился от бесконечных баночек и сухого корма. С курицей, с говядиной, с овощами, с рыбой, кусочками, в виде паштета. В итоге он решил взять сухой корм. С упаковок глядели представители семейства кошачьих, один красивее другого. Мех, в который так и хочется погрузить руки. Жеманные мордочки победителей конкурсов, мохнатые звезды, нимало не похожие на особь, бремя которой он только что взвалил на себя. Что ни пакет, то особый тип кошки. Стерилизованные, котята, с лишним весом, комнатные. А вот для жалких одноглазых котяр – ничего. Выудив пакет сушки для пожилых кошек, Амбруаз кинул в тележку первый попавшийся кошачий лоток, добавил две упаковки комкующегося наполнителя с лесной отдушкой и направился к кассе.

Двадцать минут спустя он, войдя в квартиру, поспешно выпустил кота из его узилища. Как и опасался Амбруаз, прием, оказанный бабушкой котяре, отлился в чеканный и не подлежащий обжалованию приговор, который было слышно, наверно, на всех этажах:

– Никаких хвостатых в моем доме!

– Но ты же, по-моему, не любишь собак? – возразил молодой человек.

– Одно другому не мешает, Амбруаз Ларнье.

Когда Бет называла его по фамилии, это не предвещало ничего хорошего.

– Да ты погляди, какой глаз злой. И еще ухмылка эта.

– Ну ты же прекрасно видишь, что это шрам.

– Может, и шрам, но морда все равно гнусная.

– Не ты ли, бабушка, всегда мне говорила, что с лица воду не пить?

– И все-таки, согласись, этот твой мордоворот нежности не внушает. И прекрати называть меня бабушкой, ты же знаешь, я этого не переношу.

– Пожалуйста, только на несколько дней, пока что-нибудь не придумаем.

– Хотела бы я знать, что тут можно придумать, при такой-то роже. Нет, а шерсть, ты только погляди на эту щетину! Сроду такого котищи не видела.

Означенный котище, вполне безучастный к напрямую касавшейся его беседе, в это время прилежно уминал миску сухого корма, которую Амбруаз насыпал ему по приходе. Под осуждающим взглядом Бет он поставил в коридоре лоток, вымыл инструменты и шмыгнул в душ. Она ждала его под дверью.

– И я не удивлюсь, если этот твой зверюга развел блох в том, что у него вместо шерсти!

– Так. Во-первых, это не МОЙ зверюга. Я все-таки не виноват, что кот предпочел свободу и мою машину окончательному укольчику, который ему заготовил ветеринар. Во-вторых, завтра прямо с утра сбегаю за средством от блох получше и обработаю нашего дружка, обещаю.

– И пусть даже не думает брызгаться по углам и метить территорию, я этого не переживу, и он тоже!

– Слушай, Бет, давай завтра поговорим. Мне бежать надо, не хочется опаздывать, они меня ждут. Вернусь не раньше часа ночи. Фар[3] или куинь-аман? – спросил Амбруаз, подхватывая еще теплое блюдо, накрытое фольгой.

– Яблочный пирог, большего ты не заслуживаешь.

Он поцеловал мрачную как туча Бет и покинул бабушку и котяру, молча взирающих друг на друга.

В то утро появление Манель не было встречено ни “горлинкой”, ни “моей маленькой домашней феей”. Самюэля она обнаружила на кухне. Он безучастно сидел на стуле и с отсутствующим видом смотрел на большой голубой конверт, поверх которого лежали результаты анализов. Граммы и миллиграммы на литр, проценты, единицы, графики, разноцветные кривые. На столе высилась стопка снимков его мозга во всех возможных ракурсах. На нескольких виднелось более светлое пятно, похожее на глаз циклона посреди пейзажа в серых тонах. Даже не специалисту сразу становилось ясно, что этому мерзкому пятну нечего здесь делать, что оно совершенно лишнее. Манель тихонько отодвинула конверт и взяла руки старика в свои. Минут десять она утешала его, говорила, что все это еще ничего не значит, что надо подождать, сходить к специалисту, выяснить, что там такое на самом деле. Самюэль признался, что боль теперь никогда не покидает его черепную коробку. Что даже по ночам он знает – она здесь, притаилась за лбом и сидит на страже, выжидает, когда дневной свет набросится на его сетчатку, чтобы заявить о себе снова. Рассказал, как жуткий туннель МРТ заглотнул целиком его тело, а потом, когда обследование кончилось, человек в белом говорил какие-то слова, но он этих слов не понял, они все перепутались в голове. Манель представила себе, как старик выходит после этого испытания, огорошенный, потерянный, со своим голубым конвертом в руках, как он садится в медицинское такси и его везут домой.