С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить - Том Митчелл

– Гребаные бастарды! – пробормотал он. И через несколько секунд спросил: – Может, дернем по маленькому пиву перед возвращением?

– Нет! – ответил я. – Только не это. Меня еще никогда в жизни не выкидывали из бара.

Он посмотрел на меня искоса, словно никогда не встречал человека, которого регулярно не выставляли из бара или паба.

– Ты лучше расскажи, где ты так профессионально научился из бутылки «розочку» делать? – спросил я, пытаясь в уме соединить два образа Эуана: суперэрудированного интеллектуала и пьяного психопата.

– Там, где я вырос, это приходит с молоком матери, – прозаично ответил он.

Я охотно ему поверил, хотя внутренне содрогнулся при мысли, какие жуткие раны может нанести это страшное оружие.

Он уставился в окно и снова запел.

Я сделал вид, что его не знаю и с ним не знаком.

– Если бум вместе держаться, то весело время проведем, друг мой! – произнес он после короткой паузы.

Мой рот непроизвольно открылся, но я не проронил ни слова. Что он имеет в виду?

– Мы сегодня бесплатно пива попили, понимашь? – объяснил он. – Скажи мне за это спасибо, приятель!

Он был совершенно прав: мы не расплатились за пиво в баре, из которого нас выкинули. Мы выпили по два, а может, и по три пива. Кошмар какой, теперь, оказывается, я этой оторве еще что-то должен!

Он начисто сразил меня своей логикой, и я не знал, что ответить. Потом решил, что лучше всего вообще промолчать, чтобы не усугублять ситуацию. Впервые он загнал меня в угол своими аргументами и поставил мне мат.

В любом случае больше с ним связываться не буду. Из этой истории я сделал два важных и полезных вывода: понял, как близко к сердцу принимают аргентинцы вопрос о Фолклендских островах, а также то, что жители этой страны – пламенные патриоты.

Я лежал в кровати, думая о предстоящей на следующее утро поездке, и постепенно в моей голове созрел план, как вывезти Хуана Сальвадора из Уругвая. Я пока еще не разработал этот план в деталях, но за основу этого плана взял уроки, извлеченные в обществе Эуана Маккри. Кто знает, может, я и был ему кое-чем обязан…

Мой будильник прозвенел в пять часов утра. Прошлым вечером я принял твердое решение привезти Хуана Сальвадора в Аргентину, однако волновался, удастся ли мне осуществить свой план. На улице было еще темно. Я быстро встал с кровати, зашел в ванную, чтобы проверить, как чувствует себя мой питомец, и широко улыбнулся, когда увидел, что он не только жив и здоров, но и рад меня видеть. Пингвин бегал от одного конца ванны к другому, хлопал крыльями и крутил головой, осматривая меня то правым, то левым глазом.

«О, доброе утро! Хорошо выспался? Ну, ты и лежебока, замечу я тебе. Ладно, лучше поздно, чем никогда. Пора делами заниматься. Какие у нас на сегодня планы? Какие сегодня нас ждут приключения?» – вопрошал он меня взглядами.

– Сегодня мы плывем на катере на воздушных крыльях в Аргентину, – ответил я, – так что веди себя смирно, друг мой, и все будет в порядке. И лучше помалкивай – говорить буду я.

Я собрал свои вещи, засунул Хуана Сальвадора в авоську, в последний раз проверил, что в квартире все в порядке, и запер за собой дверь. Я шел по темным улицам в сторону автобусной станции и надеялся, что Белламиз никогда не узнают о купании пингвина в их ванной. Вчера я очень тщательно убрался в квартире, чтобы не осталось никаких следов пребывания пингвина. Разве что запах морской птицы, который скоро должен был выветриться.

Я дошел до развилки. В холодном воздухе слышался плеск черных, как чернила, волн, и вокруг меня не было ни души. На востоке небо начинало светлеть. На развилке дороги я должен был выбрать ту, по которой пойду. Я знал, что, выбрав одну из них, уже с пути не сверну. Первый путь был прямым, простым и понятным. Чтобы пойти по нему, мне надо было оставить пингвина на пляже, где он вскоре умер бы от холода, потому что его потерявшие жировой слой перья намокали. После этого я мог бы быстро направиться на автобусную станцию. Я мог легко объяснить свое решение тем, что пингвин все равно скоро умер бы, хотя я приложил много сил для его спасения. Меня не должны мучить угрызения совести, верно? Но я мог бы пойти и другой дорогой. Она была тернистой, непростой, разбитой, в колдобинах. Я не имел ни малейшего представления о том, что меня ожидает за первым же поворотом. Однако, если я пойду этим путем, у Хуана Сальвадора появится шанс выжить.

Так как же мне поступить? Что выбрать?

Я принял решение и, держа в руке авоську, в которой сидел накрытый бумажным пакетом пингвин, на рассвете двинулся в сторону автобусной станции.

В тот ранний час в Монтевидео направлялось не так много помятых и невыспавшихся пассажиров. Я с накрытым бумажным пакетом пингвином в авоське среди них ничем не выделялся. Когда подошел автобус, опоздавший всего на десять минут, пассажиров набралось только на половину салона, и я занял место рядом с симпатичной девушкой моего возраста, которая приветливо улыбнулась мне во время посадки.

За время пребывания в Латинской Америке я на собственном горьком опыте познал, что в полупустом автобусе лучше самому выбирать себе соседа и подсаживаться к человеку, чем садиться на пустое место для двоих и предоставить выбор своего будущего соседа судьбе. Однажды в Боливии я совершил такую ошибку и сел один. Потом рядом со мной уселась очень крупная (не в смысле высокая) индианка в котелке на голове и яркой шали. С нею было трое маленьких детей и множество багажа, среди которого оказались несколько кур и поросенок в небольших клетках (в которых вся эта живность находилась, по крайней мере часть пути). Эта женщина заняла не только свое сиденье, но и часть моего, на которое она не имела никакого права. К тому же на протяжении пяти часов пути мне пришлось терпеть поведение ее невоспитанных детей, оказавшихся очень активными и изворотливыми, как ужи, и наблюдать, как дама вынимает и засовывает назад в клетки своих кур и поросенка.

На сей раз во время поездки в Монтевидео все мои вещи были аккуратно уложены в рюкзак, а Хуан Сальвадор был в авоське. Я надел коричневый бумажный пакет прямо на авоську, в которой сидел пингвин, а ручки пропустил через две прорези в бумаге. В результате пингвина вообще не было видно. У меня не было никакого желания обсуждать с кем-либо содержание моей ручной клади. Честное слово, мне были совершенно не нужны толпы доброжелателей, которые выстроились бы передо мной и начали давать ценные советы типа: «На твоем месте я бы точно так не поступил!» Я свой выбор уже сделал и стоял перед лицом свершившегося факта. Я вез этого пингвина в Аргентину, и меня ничто не могло остановить. И как бросить его на пляже, если он не выразил никакого желания там остаться? Сомневаюсь, что Хуан Сальвадор в состоянии самостоятельно о себе позаботиться. Если он не умер от отравления нефтью, то вполне может умереть от голода. Мы с ним знакомы уже двенадцать часов, и за это время он ничего не съел. Кто знает, сколько дней он голодал до нашей встречи? Я намерен приложить все силы для того, чтобы он выжил. И все, точка. Я больше не хотел ни обсуждать этот вопрос, ни находить каких бы то ни было оправданий своего поведения, ни выслушивать советов посторонних.