Томас Дримм. Время остановится в 12:05 - Дидье ван Ковелер

Нокс глубоко вздыхает.

– Меня главным образом интересовало, какую линию поведения ты выберешь. По отношению к своему преступлению, к духу Пиктона, который будет тебя преследовать, к моей сестре и ко мне… Какой прекрасный путь ты прошел, мой мальчик!

Я еле сдерживаюсь, чтобы не взорвать ему брюхо адской болью.

Но лучше подведем итоги, а то карлик прибежит.

– Когда вы управляли моим воздушным змеем из машины, вы были один?

– Да.

– Других свидетелей не было?

– Нет.

– Ни водителя, ни прохожих?

– Нет.

– Спасибо.

Я возвращаюсь в меню «Болевое воздействие», щелкаю на опцию «Выбрать все» и ставлю интенсивность на максимум. Стрелка перескакивает в красное поле. Нокс опрокидывается на кровать, складывается пополам, корчится и воет, как раненый зверь. И тут вдруг у меня мелькает мысль, что его смерть не самое правильное решение. Я бегу за Эрмаком и говорю ему со сконфуженным видом:

– Кажется, я что-то не то нажал.

Он бросается в зал управления, торопливо отменяет мои команды, восстанавливает прежние частоты. Закрыв глаза, Нокс заваливается набок и тяжело дышит.

– Я же предупреждал – не выходить за зеленое поле! – вопит министр.

Прикинувшись напуганным, я шепчу:

– Он вдруг перестал отвечать… Я что – стер ему память?

Эрмак сжимает губы и открывает окно «История операций». Успокоившись, отрицательно качает головой и возвращается в главное меню.

– Вы уверены?

– Абсолютно! Чтобы стереть память, надо активировать вот эту частоту. А так ничего страшного.

– Ясно. Крутая штука: один клик, и в голове черная дыра?

– Да… НЕТ! – вдруг взвизгивает он.

Поздно. Я щелкнул по строчке, которую он выделил синим цветом. Нокс вздрагивает, широко открывает глаза, хмурит брови и прищелкивает языком, словно пробует что-то на вкус. Потом с беспокойством смотрит на цепи, которыми прикован к стене.

– Ты хоть понимаешь, что натворил?! – орет Эрмак.

– А разве эту команду нельзя отменить?

– Нельзя! Это конец! Полная тьма! Ты подчистую стер ему память, паршивец!

– Повежливей, я ведь не нарочно!

– Он стал овощем! – надрывается Эрмак. – Овощем!

– Ну и что, какая разница? Вы же всё равно посадите его на электрический стул!

– Но людей не убивают так просто! – возмущается карлик. – Должен быть суд, допрос, признание, ожидание приговора! Трансляция в прямом эфире! А о публике ты подумал? А о рекламных паузах? Чем, по-твоему, заинтересовать зрителей, если он ничего не помнит?

– Вы вбросите ему в чип нужные признания. Ведь так и было запланировано?

Разинув рот и побагровев, Эрмак смотрит на меня одновременно с ужасом и восхищением. До сих пор я был для него воплощением Добра, одним из тех наивных дурачков, которыми он манипулировал, которых уничтожал и давил цензурой. Если я освою его методы, он окажется не у дел.

– А не вернуться ли нам в музей, Джек? Спасибо за сотрудничество.

Эрмак никак не реагирует. Настолько он растерян. Сказать, что я доволен, – значит ничего не сказать. Я поворачиваюсь к экрану и бросаю последний взгляд на свежеиспеченного маразматика, который с недоумением разглядывает свои руки, не понимая, кому они принадлежат.

– Я вижу, ты очень горд собой, – с трудом произносит Эрмак.

Очень. Теперь, когда я стер память убийцы, я волен отменить убийство.

Мое ликование тает по мере того, как мы идем по коридорам, удаляясь от тюремных камер. Я сам себя не узнаю. Во всяком случае, без конца обнаруживаю в себе что-то новое и неожиданное. Есть от чего потерять равновесие. Даже странно, что меня это так мало взволновало.

Мне всегда казалось, что я хороший человек. Я радовался, когда мои близкие, любимые люди счастливы. А от всех остальных просто старался держаться как можно дальше. Я не знал, как это приятно – доставить боль врагу. Отомстить за себя, глядя ему в глаза. Играть с его страхом и страданием, видеть, как он жалок, как молит о пощаде. И высший кайф – это в конце концов простить его, чтобы он был вам благодарен. Правда, до такого я недотягиваю, ну да ладно. Я пока учусь.

И всё-таки мне не кажется, что я злодей. Скорее мне нравится ощущение власти. Двенадцать лет я провел в роли жертвы, но однажды обнаружил, что сменить амплуа очень легко. Нет никакой судьбы, есть шанс.

Я иду по коридору, а Джек Эрмак семенит сзади и отдает распоряжения по телефону, чтобы служба управления чипами в срочном порядке запрограммировала в мозгу Нокса ответы, которые смогут приковать внимание телезрителей на завтрашнем судебном процессе. Потом министр убирает телефон, догоняет меня и заискивающе произносит:

– Если Лили Ноктис спросит, что произошло…

– Я вас прикрою.

Отвечаю ему со всей серьезностью, как единомышленник. Он у меня в руках – и понимает это. Я пользуюсь его зависимостью от меня. До чего же приятное чувство! Страх того, кому покровительствуешь, слаще страха того, кого наказываешь.

Когда мы возвращаемся в выставочный зал, Эдна Пиктон уже собирается уезжать. Она рассеянно чмокает меня на ходу, а ее ковбой опять ерошит мне волосы. Они не заметили во мне никакой перемены. Выходит, то, что я сделал, не отразилось у меня на лице. Ладно, пусть уезжают. Этим двоим тут уже нечего делать. Рука в руке, они направляются в гардероб, стремясь не упустить то недолгое время, что им осталось.

– Всё прошло как надо? – спрашивает Лили Ноктис.

Она смотрит на меня пристально, с насмешливым любопытством.

Я уверенно отвечаю:

– Как надо.

– То есть… – уточняет министр госбезопасности, – был небольшой инцидент с компьютером, когда Томас…

– Не портите мне вечер, Эрмак, – перебивает Лили. – Завтра разберемся. Главное, наш юный друг смог решить свою проблему с моим братом.

И она подмигивает мне, будто знает, что я сделал. Не знаю, в какую игру играет со мной эта женщина, но меня тревожит ее взгляд – словно мы с ней заодно и она гордится мною.

Танцующей походкой Лили возвращается в буфет, опустошенный любителями халявного угощения. А я ищу отца. Осматривая все уголки выставочного зала, я встречаюсь взглядом с этим мерзким Антони Бюрлем. Он сразу же направляется ко мне, держа в руке пустой стакан, и начинает жаловаться:

– Мне страшно неловко… Ваш отец посоветовал мне пригласить…

Я перебиваю его:

– Где он?

– Думаю, в уборной. Он бросил меня внезапно, не договорив, и вид у него был очень нездоровый. Может, виной тому тосты с морепродуктами… Но перед этим он посоветовал мне пригласить вашу маму на ужин…