Опальная красавица - Елена Арсеньева

В Нижнем их отношения с Вольным поначалу не менялись. ДнемЕлизавета занималась обустройством дома, много читала – отец Валерьяна везде,где жил, собирал богатую библиотеку, – ходила в церковь, заново открывая длясебя красоту и успокоительность православных обрядов, много гуляла, избегая,однако, появляться на Егорьевой горе. По ночам приходил Вольной. Но время шло,и все чаще Елизавете выпадали одинокие ночи: Нижний был городом зажиточногокупечества; шайка разошлась здесь вовсю, а воровская жизнь – по преимуществуночная. Вольной же был истинное дитя удачи, любившее эту случайную удачу пущевсего на свете, пуще женских ласк!

Скучая, томясь, Елизавета однажды придумала, как избежатьэтого пугающего одиночества: быть с Вольным всегда. И днем тоже!

Не шутка была до этого додуматься. Уговорить Вольного – вотзадачка! Елизавета и тут преуспела. В подвале ее дома уже не раз скрываликраденое или отсиживались от погони ярыжки; она умела направить стражников положному следу, сбить их с толку барственной холодностью и неприступностью. Онане сомневалась, что на любое дело сгодится! Первый же выход надолго, если ненавсегда, отбил охоту к подобным предприятиям.

* * *

На Макарьевскую ярмарку шайка добралась на лодке. Сюдаприехали богатые армянские купцы, чьи деньги неудержимо влекли Вольного.

Явившись за два дня до всеобщего разъезда, стали таборомрядом с «армянским амбаром» – так здесь назывался большой товарный склад,теперь уже порядком опустевший: весь товар обратился в выручку. Таких таборов,расположившихся возле костерков, в Макарьеве было множество. Ярмарка славиласьпо всей Волге, так что они не привлекли ничьего внимания.

Едва рассвело, армянин, хозяин амбара, отправился с корзиноюна базар за мясом (он был большой чревоугодник и стряпал себе сам), аДанила-мастер потащился следом... Вот с кем Елизавета встретилась с особеннойрадостью! Она жалела Данилу, как брата, как товарища по несчастью, ведь онивместе мучились в строиловском доме. Пока ему, конечно, было не до париков, недо причесок: вершиною его искусства оставался черный кудлатый парикСоловья-разбойника, изменивший Вольного до неузнаваемости, до того, что даже Елизаветаего не признала. Общение с «лютой барыней» надолго отбило у него охоту к своемурукомеслу, так что Данила казался вполне довольным своей новой участью.

Он шел за армянином до самой гауптвахты, располагавшейся нев дощатом сараюшке, а в солидном рубленом доме, и, поравнявшись с крыльцом, накоем стоял солдат с ружьем, ни с того ни с сего заблажил:

– Караул!..

Вольной хорошо знал солдатскую повадку. Как он рассчитал,так и вышло: повязали и крикуна, и случившегося рядом армянина.

Тут уж мешкать не следовало. Наученная Вольным Елизавета субранными под зеленую суконную шапчонку волосами, одетая в мужское платье,кинулась в «армянский амбар», вопя: мол, повязали купца ни за что ни про что!

Прежде армяне, приехавшие в Макарьев вдвоем, не оставлялитовар без пригляду. Теперь же, раз такое дело, товарищ арестованного купцабыстро запер склад, подобрал полы и помчался на гауптвахту разрешатьнедоразумение.

Вольному, который только того и ждал, оставалось вломиться вамбар и спокойно взять кассу.

Елизавета была с ним. Когда эти деньги, которые ей, с еесостоянием, и даром нужны не были, оказались вдруг в руках, она ощутила приливтакого восторга, что с радостным визгом кинулась в объятия Вольного.

К тому времени, когда ограбленные армяне со стражеюбросились на поиски воров, в новой, спешно построенной лавке вовсю шла торговлятесемками, иголками, лентами и прочим галантерейным товаром, загодя жекупленным у лоточников, а касса была закопана под прилавком.

Данила, клявшийся и божившийся, что, мол, обознался и принялармянина за одного из разбойников, прошлый год дочиста обобравших его набольшой дороге, еще до того, как в солдатских головах начала плестись цепочкавзаимосвязи нечаянного переполоха с дерзким ограблением, теперь отсиживался вглубине новой лавки, опасаясь на улицу нос высунуть. Поосторожничать следовалои Елизавете. Но было до того любопытно поглазеть на живой мир русской ярмарки,что ей удалось уговорить Вольного вместе пошляться меж рядов.

Однако не минуло и получаса этого гулянья, как их приметилтот самый армянин, коему Елизавета сообщила об аресте его сотоварища, и онпорешил расспросить подробнее этого сведущего парнишку. Кликнул случившийсяпоблизости караул; Елизавета и ахнуть не успела, как они с Вольным былиокружены.

Но Вольной так просто не сдавался. Подхватив валявшийся наземле дрын, он одним махом свалил с ног сразу трех стражников, открыв Елизаветепуть к спасению:

– Беги!

Она не заставила себя упрашивать и, отшвырнув толстого ирыхлого армянина, пытавшегося ее схватить, пустилась бежать со всех ног.

Кружным путем воротясь в лавку, она все рассказаласоумышленникам и, кабы не Данила, вступившийся за нее, схватила бы здоровенныеоплеухи от разъяренных разбойничков. Они рвались тотчас же идти штурмоватьгауптвахту – выручать своего атамана. Даниле насилу удалось их угомонить –подождать до вечера. Ежели Вольной до сего времени не объявится – значит, ивпрямь нуждается в помощи.

Он оказался прав. Когда улеглась настоящая тьма и шайка ужевострила ножи, дверь вдруг распахнулась, и в лавку ворвался Вольной. Правда,облаченный в женское платье.

Сия баба гренадерского росту, у которой из-под слишкомкороткого платья торчали голые ножищи, являла зрелище столь жуткое и уморительное,что все попадали кто куда, зажимая рты, чтобы не грохнуть от души и не привлечьненужного внимания таким безудержным весельем.

Они еще не успели насмеяться вволю, как Вольной схватиллопату и, в два взмаха вырыв драгоценную армянскую кассу, скомандовал сбор котплытию.

Он не рассказывал, как удалось освободиться: не до этогобыло. Товар, еще не проданный, пришлось бросить. Елизавета по приказу атаманаторопливо облачилась в женское крестьянское платье (и такое имелось на всякийслучай). Вскоре в лодку, на глазах у сонных стражников, погрузились не шестьмужиков, которые могли быть в розыске, а только четыре, а при них две бабы,одна из которых, очевидно, собралась прежде времени рожать, ибо ее стоны да охинеслись по всей реке (Вольной тужился вполне правдоподобно). И лодка растаяла втумане.

* * *