Игры скорпионов - Марта Таро

Долли стало даже как-то неловко за крёстного: взрослый человек, а говорит такие глупости.

— Ничего с ними не случится. Я сама буду следить за девочками! — пообещала она.

— Милая моя, а за тобой-то кто проследит? — ворчливо отозвался Тальзит. — Ну, посмотри, как ты себя ведёшь: скачешь по лесам одна. Неизвестно ещё, кто тебе может встретиться!

Разговор скатывался к обычным нотациям, но Долли уступать не собиралась:

— Ну, кто может мне встретиться между Ратмановом и Троицким, кроме наших мужиков? Да и потом, моего Лиса всё равно никто не догонит.

Барон явно разволновался:

— Да, конь у тебя быстрый, а если, не дай бог, его подстрелят? У нас густые леса, а если на тебя нападут разбойники, никто и не услышит.

— Крёстный, какие разбойники?! — уже не выдержала Долли. — Что вы верите пустым россказням?

Но Тальзит стоял на своём:

— Девушки пропали, и никто их не может найти, это — правда, а не домыслы. Наверное, мне нельзя брать племянниц. Нужно написать, чтобы Соня не присылала их.

Ещё чуть-чуть, и крёстный мог всё испортить. Этого Долли допускать не хотела, потому схитрила:

— Да вы уже и не успеете со своим письмом — девочки, наверное, выехали. Только расстроите тётю Соню, и вся её поездка пойдёт насмарку.

Барон надолго задумался. Он вздыхал и отдувался, как печальная больная корова, но в конце концов сдался:

— Похоже, что у меня нет выбора. Я, наверное, соглашусь на их приезд, но только с тем условием, что ты тоже перестанешь ездить одна. Бери на прогулки дворового с ружьём, а ещё лучше двоих.

— Крёстный, да за кого вы меня принимаете? У меня оружие всегда с собой, — гордо сообщила Долли.

Она приподняла юбку и показала барону нож, засунутый за голенище короткого сафьянового сапожка. Однако о своей откровенности княжна сразу же пожалела. Александр Николаевич громко охнул и схватился за сердце. Долли обняла его и подвела к дивану. Усадила. Налив из графина воды, накапала в стакан лекарство. Она еле уговорила барона всё выпить, а потом долго сидела рядом, дожидаясь, пока капли подействуют. Наконец Тальзиту полегчало, но вместе с силами вернулось и прежнее возмущение. Барон отдышался и принялся отчитывать крестницу:

— Боже мой, Долли! Неужели ты всерьёз думаешь, что сможешь кого-то одолеть, имея за голенищем охотничий нож? Это даже смешно обсуждать. Не понимаю, о чём думает Опекушина, разрешая тебе выезжать одной! Придётся мне с ней поговорить.

Перспектива расстроить добрейшую Марью Ивановну княжну совсем не обрадовала. Надо было, пока не поздно, сгладить размолвку.

— Крёстный, пожалуйста, не нужно никого беспокоить, — попросила Долли. — Я обещаю, что стану брать с собой пистолеты Алексея. Я ведь отлично фехтую, да и стреляю метко. Пожалуйста, пойдёмте в сад, и я покажу, на что годна. Вы ведь никому ещё не подарили свои пистолеты?

Барон с трудом удержал улыбку: хитрости его любимицы были шиты белыми нитками.

— Пистолеты заперты в ящике, — подтвердил Александр Николаевич, но, вспомнив о воспитательных моментах, закончил строго: — Только ты, как видно, хочешь обвести меня вокруг пальца. Уверяю тебя, что ничего не выйдет! Мы не пойдем стрелять — это совсем не к лицу девушке твоего возраста. Если женихи узнают, как ты обращаешься с оружием, они все испугаются и разбегутся, а ты останешься старой девой.

Крёстный сам дал повод заговорить на нужную тему, и Долли пошла ва-банк:

— Зачем мне жених-трус? Вы ведь сами — душеприказчик моих отца и бабушки и знаете, что с их наследством мне нет нужды выходить замуж. Я хочу остаться свободной. Жить в Ратманове и разводить лошадей. Пожалуйста, достаньте пистолеты, и я покажу вам, каких успехов достигла! Может, вы ещё станете мной гордиться.

Смиряясь с неизбежным, барон вздохнул и достал из ящика стола потёртую шкатулку розового дерева с парой дуэльных пистолетов.

— Пойдём покажешь свои достижения. Но хочу напомнить: родные оставили тебе деньги, чтобы ты смогла выйти замуж по зову сердца, «хоть за нищего», как говорила твоя бабушка.

Тальзит распахнул дверь на террасу и, пропустив вперёд крестницу, направился в сад. Как все старые холостяки, он считал разведение цветов «дамскими нежностями», и его сад, лет двадцать назад ещё имевший регулярный облик, теперь совершенно одичал и этим нравился Долли ещё больше. Барон помог крестнице пробраться среди огромных кустов жасмина и сирени, захвативших то, что прежде было дорожками, и подвёл к старому кряжистому вязу, росшему у самой ограды.

— Вон видишь толстую ветку? Она растёт над землей почти горизонтально, и листьев на ней мало. Попадёшь в неё с двадцати пяти шагов, подарю тебе эти пистолеты, — предложил Тальзит и, не выдержав, улыбнулся, — а в придачу седельную кобуру. Ты ведь хочешь получить пистолеты с того самого дня, как только впервые их увидела.

— Да, это правда, — подтвердила Долли, — не знаю, как вы догадались, но отрицать не стану.

Пока барон отмерял двадцать пять шагов, княжна внимательно осмотрела оружие. Долли зарядила оба пистолета и, подойдя к черте, процарапанной крёстным в пыли, прицелилась, а потом выстрелила — сначала из одного, а следом — из другого. Ветка обломилась и рухнула на землю.

Тальзит подошёл к вязу и осмотрел место слома. Долли попала в ветку дважды: первая пуля расщепила древесину, а вторая, угодив в ту же трещину, окончательно разорвала её.

— У меня просто нет слов! — восхитился Тальзит. — Забирай пистолеты…

Он обнял Долли, и они, смеясь, направились в дом. В дополнение к шкатулке с оружием барон вручил крестнице и седельную кобуру из кордовской кожи. Провожая Долли, он уже больше не вспоминал о прежних сомнениях…

Княжна оказалась права: внучатые племянницы приехали к барону ровно через неделю и, конечно же, никакого письма уже получить не могли. Барышни сразу же отправились с визитом в Ратманово, где их восторженно встретили Долли, Лиза и Ольга Черкасские, и теперь этот озорной девичий табор то и дело кочевал между двумя поместьями, безмерно осложняя Тальзиту жизнь.

Конец сентября в новом поместье выдался таким жарким, что Островский просто не мог нарадоваться. В Курляндии дождь моросил добрую половину лета, а в сентябре и вовсе лил по трое суток подряд, и при этом резко холодало. Здесь же тёплый ветерок ласково шелестел листьями ещё зеленых деревьев, а солнце грело так сильно, что под сюртуком у Лаврентия плавилась спина.

Накануне вечером Островский решил взять себе в помощницы Анфису. Строго-настрого запретив рассказывать обо всём хозяйке, он поручил рыжей пройдохе вызнать у дворовых, есть ли в округе богатые невесты. Сегодня после завтрака, как только Илария ушла в сад, Анфиса подошла к барину и зашептала:

— На рынке в Троицком приказчикова дочь болтала, что светлейшие княжны Черкасские — самые богатые невесты губернии, а может, и всей России. За каждой одного приданого дают по сто пятьдесят тысяч, а потом их ещё ждёт хорошее наследство. Только у княжон есть опекун — их старший брат. Сейчас тот воюет, а барышни живут в Ратманове с тётками. Самая старшая из княжон в прошлом году уехала из дома и с тех пор так и не вернулась. Да ей уже девятнадцать, верно, замуж вышла. Второй сестре — семнадцать, она считается невестой, а две другие — ещё маленькие.