Бражник мёртвая голова - Виктория Глигорова

меня разных энергетических паразитов. Я терял силы, но они продолжали медленно жрать меня, пока моё здоровье не пошатнулось. Сопротивляться смерти не вышло: они забрали моё тело за нарушенный договор. Ты ведь сама видела фигуру в цветах в нашей комнате…

Я продолжала сидеть, не желая произнести ни слова. Мартин, оказывается, всё это время прятал от меня огромный скелет в шкафу. Не знаю, как бы я отнеслась к этому, узнай раньше. Он приблизился ко мне и упал на колени.

— Рэйвен, дорогая, не суди меня строго! Я боялся при жизни, что ты однажды узнаешь о моём грехе и бросишь меня, но сейчас уже поздно. Знай, я давно уже не тот человек, который мог заставить женщину рисковать жизнью из-за моей безответственности! Мария-Августа не простила меня, но я и сам не смог простить себя.

— Почему она показалась мне дворянкой?

— Она любила этот образ. Знала, что нас злили до глубины души её кружева, растянутые фразы и одухотворённое выражение лица. С издёвкой говорила мне, что ей пришлось умереть, как женщине Нового Времени… Смерть, что мы видели, тоже её видоизменение. Настоящая так не является. Её просто нет, вот такой, как мы. Мария-Августа — актриса до глубины души!

— Зачем вообще пришла? Я не могу поверить, что Мария могла замышлять что-то плохое. Она даже пересказала мне твой ритуал, чтобы я могла тебя вернуть к нам.

— Нет, нет-нет-нет! — Мартин с протестом замахал руками у моих колен. — Несчастная! Она не хочет оставить меня даже после моей смерти! Рэйвен, прошу, не делай этого. Ты обречёшь меня на страдание. Духам нельзя быть привязанным к материи. Мы должны жить в загробном мире и иногда можем связываться с медиумами. Но оставаться здесь значит быть в заточении.

— Почему тогда Мария выбрала клетку, а не свободу? — недоверчиво спросила я.

— Ей нужно было мучать меня. Её гнев был настолько сильным, что она готова была терпеть что угодно, лишь бы ещё хуже было мне.

— Она имела полное право ненавидеть тебя, Мартин. Я бы тоже возненавидела тебя на её месте.

— А сейчас? Ты больше не любишь меня, Рэйвен? То, что ты узнала, изменило твоё отношение ко мне?

Я прислушалась к своему сердцу, но оно предательски молчало. Ещё несколько мгновений назад я страдала от сочувствия к Мартину, но в тот момент всё сменилось пустотой. Трудно было смириться с тем, что внезапно вышло на поверхность. А самым обидным было то, что он обманывал меня, скрывал правду!

— Не знаю, — честно ответила я. — Значит, я не виновата, что ты умер. Ты сам виноват.

— Я так и не говорил! — запротестовал он.

— Зато я так говорила. Я поверила в то, что это я убила тебя своей любовью. Дура.

— Рэйвен…

— Замолчи! — мой гнев перестал сдерживаться. — Я поверила и тебе! Ты… ты предал меня дважды! Сначала умер, оставив меня одну со своим горем по тебе, а теперь рассказал о том, что любить-то тебя было не за что! Мне больно знать, что ты мог сначала спать с женщиной, а потом заставлять её избавляться от твоего плода! Значит, ты бы поступил так же и со мной! Ты такой же, как и все! Ты обещал не делать мне больно, обещал! Ненавижу тебя!

— Меня не за что было любить, Рэйвен?.. — возмущённо спросил Мартин. — И ты меня ненавидишь! Разве к тебе я плохо относился? Поступал с тобой не по-человечески? Оскорблял лично тебя? Ты судишь меня за то, что я сделал много лет назад, и давно наказан за это! Non bis in idem — не дважды за одно и то же! Ты можешь быть недовольна, это твоё право, но сводить к нулю всё, что между нами было — это несправедливо и нечестно!

Он встал с колен, и теперь уже сам смотрел на меня сверху вниз.

— Наверное, мы оба ошиблись друг в друге, — добавил мой возлюбленный. Я хотела было что-то яростно возразить, но он жестом руки призвал меня замолчать и продолжил. — Я расстроен твоими словами и беспочвенными обвинениями, что я «такой же, как кто-то». А упреки в том, что я умер, оставив тебя, говорят о том, что страдаешь ты не обо мне, а о себе. Ты перестала получать то, что я тебе давал, будучи рядом, поэтому тебе плохо. Я нахожу это эгоистичным и оскорбительным, Рэйвен.

— И ты? Ты! Упрекаешь меня в эгоизме? Тот, кто недоговаривал о серьёзных вещах, чтобы казаться хорошим!

— Мне жаль, Рэйвен. Давай закончим этот грязный разговор — мы сказали друг другу достаточно. Отпусти меня: сними и уничтожь бражника. Я не буду тебе докучать. Но, предупреждаю: если ты попробуешь провести ритуал — из желания насолить мне, из солидарности к Марии-Августе или из собственного азарта — я буду принимать меры. Да, я не имею тела, но моя душа впитала достаточно магической силы. Я хоть и многому тебя научил, но всё равно остаюсь сильнее, поэтому, если ты решишь обречь меня на скитание в чужом мире, как сейчас живёт Мария, с течением времени всё больше превращаясь в энергетического паразита, я не буду жалеть тебя, несмотря на прижизненную любовь, и уничтожу раньше.

— Уничтожь меня лучше сейчас, — тихо ответила я, переживая ужасную душевную боль от его колючих слов, — я всё равно не знаю, как мне теперь жить дальше.

— Мне жаль. Надеюсь, ты справишься, Рэйвен, — произнёс сухой голос.

Мартин растворился в полумраке комнаты. Одна. Снова одна. Гнев сменился сожалением, а сожаление оцепенением. Я сползла на ковёр и горько расплакалась, уткнувшись лицом в простынь кровати. Я называла имя Мартина, звала его, но никто не отзывался, никто не приходил. Какая глупая, неосторожная ссора! И почему люди не верят в тысячу «люблю», но уходят, услышав лишь один раз «ненавижу»?

Глава VIII

При следующей встрече с Марией-Августой я сразу дала ей понять, что теперь знаю её историю и истинные намерения в отношении меня и Мартина. Призрачная женщина опешила, но не стала долго притворяться и наконец сбросила маску наивности и невинности. Она ждала этого освобождения, даже черты её лица видоизменились, стали острыми и напряжёнными. Выбеленные пудрой волосы перестали казаться романтичной деталью, наоборот, теперь походили на строгость седины. Как многое зависит от восприятия! Создавалось впечатление, будто Мария никогда и не говорила милым, возвышенным голосом и по-детски улыбалась, а всегда была резкой, громкой и нетерпимой.

— Фух, слава всем бесам, как же я устала притворяться перед тобой дурой, — облегчённо выдохнула она. — Этот