А ночь была как музыка, как милость - Валерий Столыпин

Обидчик потом долго прыгал на одной ноге и выл. Естественно, расплата вскоре случилась. Один на один он отделал Витьку как бог черепаху. Но у этого сражения не было зрителей, поэтому победил страх.

Прошло время. Мальчишки выросли.

Но Витькин страх не исчез.

Ребята его возраста влюблялись, ухаживали за девочками. Лишь у Витьки не было подружки.

Конечно, ему нравились девочки. Даже очень. Но подойти к ним, заговорить, он не смел.

Чего именно парень боялся – непонятно.

При малейшей попытке подойти к девушке, заговорить с ней, отказывали ноги, немел язык, начиналась паника, настолько сильная, что можно было подумать, будто речь идёт об угрозе жизни.

Чувства тем временем бурлили, переполняли впечатлениями, нагретыми до точки кипения фантазиями, порой вырывались наружу отчаянием и слезами. Ведь Витька был мечтателем, романтиком и поэтом.

Эмоции подхлестывали поэтические фантазии, будили мечты о счастье, возбуждали, заставляли страдать.

В десятом класс он был обречённо влюблён в Люсеньку, миниатюрную хрупкую девочку с волосами цвета гречишного мёда, вьющимися, как шерсть у новорождённого ягнёнка и серыми оленьими глазами.

Девочка была нежна и прелестна. На её лицо можно было смотреть часами, но мешало это самое “бы”: он не смел так себя вести.

Наблюдая за девочкой украдкой, Витька млел от неразделённого чувства.

Как Люсенька могла ответить взаимностью, если ничего не знала о его страданиях?

На уроках они сидели в разных рядах. Виктор – на две парты дальше.

Видеть и слышать учителя, когда девочка находилась рядом, было попросту невозможно.

Люсенька мерещилась юноше сказочным видением.

Девочка была невероятно, сказочно прекрасна. Лучшую подружку придумать было просто невозможно.

Её мелодичный голосок звучал тихим шёпотом ручейка на каменистом перекате в тенистом лесу. Маленькие ручки, сложенные на парте, вызывали восхищённый интерес.

Как же хотелось до них дотронуться, хотя бы одним пальчиком.

Витьке мерещилось, как он провожает Люсеньку, держась за эту миниатюрную ладошку, как они весело и беззаботно болтают обо всём на свете. Юноша словно наяву чувствовал биение сердца, тепло руки, нежность кожи.

Лицо девочки казалось ему изысканным и безупречным. Если бы он был художником…

Не бывает, не может быть чего-то более совершенного и изящного, – думал он.

Казалось, что Люсенька только что вернулась с пробежки, настолько ярко и привлекательно выглядела её бархатистая кожа.

Лёгкий румянец на её щеках, подёрнутых детским пушком, если случайно встречался взглядом, вызывал у Витьки чувство вины и внутреннего осуждения, потому, что казалось, что его поймали на месте преступления.

Обворожительная улыбка, если она была обращена не к нему, навевала тоску и уныние, рождала готовность разреветься.

До такого совершенства нельзя дотрагиваться, можно лишь восторгаться и украдкой разглядывать.

Увы, его взгляды не разделяли другие мальчишки, которые могли запросто обнять девушку, погладить её по волосам, взять руками за талию.

Витька смотрел с обожанием на пухленькие губки цвета спелой вишни, обычно слегка влажные. Она так любит облизывать их, слегка высовывая язычок.

Вздёрнутый носик, настолько аккуратный, что хотелось чмокнуть в него, как обычно это делают с грудными малышами, вызывал безотчётный восторг.

Хотя Витька изучил тайком мельчайшие подробности облика девушки, описать её внешность словами он не смог бы, потому, что воспринимал не телесно: это была зачарованность, воплощённая мечта, романтический идеал, сладостная недосягаемая  тайна.

Ничего важнее Люсеньки не существовало для него на всём белом свете.

Провожать и встречать девушку тайком от неё, дожидаться внезапного появления в кустах у подъезда, наблюдать, как ходит, разговаривает, читает, мечтать о свиданиях и беседах стало единственным занятием вплоть до окончания школы.

На выпускном балу все девочки были очаровательны: им хотелось запомнить этот день навсегда, поэтому они и готовились преподнести свою женственность в самом выгодном свете.

Но даже на фоне такого скопления нарядных прелестниц Люсенька выглядела богиней.

Витька чувствовал, знал, что влюбился в самую красивую девушку Планеты, завидовал сам себе.

Но так и не подошёл к прелестнице.

Юноша был расстроен, раздосадован, бледен. Его душа рвалась в бой.

Страх оказался сильнее.

Люсенька была намного решительнее.

Она приблизилась к Витьке лёгкой походкой, сделала изящный книксен и пригласила на белый танец.

Юноша был настолько ошарашен неожиданно свалившимся счастьем, что не сумел ничего даже проблеять.

Ноги как обычно свело судорогой, непослушный язык застрял во рту. Выпучив глаза, Витька смотрел влюблёнными глазами на предмет обожания и ничего не отвечал.

Люсенька пожала плечами и подошла к другому юноше.

Она была весела и беззаботна.

Витька с досадой глядел как Люсенька легко и изящно кружится в танце, как цветастыми бабочками порхает подол её платья, как Серёжка Поляков держит девушку за нежную ладошку, а другой обнимает за талию, как смотрел на неё восторженно и игриво.

Партнёры по танцу летали по всему залу, пока быструю мелодию вальса не сменил медленный модный шлягер. Тогда Сергей прижал девочку к себе, другую руку положил на её плечо. Люсенька  склонила к нему на грудь голову, а юноша что-то увлечёно шептал.

Следующий танец девушка тоже подарила Сергею. И ещё, и ещё…

Мальчишка целовал Люсенькину шею, Витька стоял у стенки, обмирая от тоски, и плакал, не замечая ничего вокруг.

– Почему, ну, почему жизнь так несправедлива, – досадовал он, – ведь я её так люблю.

Болел и страдал Витька долго, пока однажды с ним не поговорила мама.

Она вызвала сына на откровенность. Непонятно, как ей это удалось.

Мама внимательно выслушала сына, ни разу не перебив, и сказала, – если очень долго смотреть на любимую, можно увидеть… как она выходит замуж.

– Но ведь именно об этом я и мечтаю.

– Только не за тебя, сынок. В материальном мире в зачёт не идут переживания и грёзы. Откуда  Люсеньке было знать, что ты любишь её, если об этом даже не обмолвился. И танцевать отказался. Представляешь, как ей было неловко?

– Я хотел, очень хотел, мечтал. Знаешь, мама, если бы друзья знали о моих чувствах, если бы наблюдали, как знакомлюсь, я бы сделал это. Во что бы то ни стало, сделал. Люсенька – моя сокровенная тайна. Я даже себе не могу до конца признаться в том, что люблю её.