А ночь была как музыка, как милость - Валерий Столыпин

– Мы же не в лесу, милая. Не хватает, чтобы моя гостья простыла и богу душу отдала. Думать не моги, я за тебя в ответе. Насчёт мужа я угадал? Вот… он же мне потом голову открутит. Слушать ничего не хочу. Вот чистое полотенце, верёвку над печкой сама видишь. Располагайся. Поужинаем, чем бог послал, чая с малиновым вареньем натрескаемся, натопим как в баньке. Носки вязаные с горчицей наденешь , тельняшку шерстяную (я на флоте служил). Потом колыбельную спою. Гостей люблю!

– Матвей Егорович…

– Давай без сантиментов. Для тебя Матюха. У меня сегодня праздник. Не каждый день такую красу привечаю. И чего я тебя раньше не встретил! Да… завидую твоему. Любит?

– Не хочу о нём.

– Замётано. Ладно, без меня справляйся, я быстро. Вера. Верунька, Верочка… как я рад, как я счастлив. Судьба. Провидение. Вытирайся суше, принцесса.

Дождь набирал силу, бесновался, шутя, играл громом и молниями. Металлическая кровля скрежетала, хлопала, гремела. Дом сотрясался под порывами загулявшего ветра, звенели оконные стёкла, уютно гудело пламя в печи.

Вера разрумянилась, разомлела, успокоившись отчего-то, почувствовала себя в безопасности, даже про измену мужа забыла.

Рядом с Матвеем, хотя она его совсем не знала, было уютно и спокойно.

Хозяин уверенно хлопотал по дому, с видимым удовольствием ухаживал за гостьей, потчевал, растирал её ноги, играл на гитаре, пел.

Под душевную балладу Вера незаметно для себя ненадолго уснула.

Матвей заботливо укрыл гостью пледом, погасил свет.

Не спалось ему. Ой, не спалось!

Грезил он. Наяву грезил. Кто хоть однажды влюблялся, тот поймёт.

О том, что случилось дальше, Вера потом вспоминать стеснялась, но выключить видение, забыть, вычеркнуть из жизни была бессильна.

Кто был инициатором, как и почему решился на такое, непонятно, только очнулась Вера в лихорадочном, полуобморочном состоянии, не давая себе отчёта в происходящем.

Женщина душила парня в объятиях, подчиняя внезапно нахлынувшему желанию, впивалась поцелуем в горячие губы, с остервенением мяла налитые мышцы, требовала от него немедленных ответных действий.

Чем неистовее и откровеннее любовники ласкали друг друга, тем сильнее их бил озноб, заставляющий сливаться в блаженном экстазе на волне восторженного исступления.

Вера жадно вдыхала терпкий запах похоти, аппетитно, упиваясь ненасытным желанием, раскрывала густо сочившееся сладостью лоно, бесстыдно подставляя то сокровенное, что до сих пор безраздельно принадлежало лишь супругу.

Как же она была соблазнительна в наивном восторге, как бесстыдно нага, как чувственно ласкала любовника, как нетерпеливо и жадно втягивала в себя восставшую плоть, испытывая головокружительное сладострастие и исступлённое блаженство, взлетая раз за разом в приступы неистовых множественных оргазмов.

Матвей ошалел от безмерной щедрости гостьи, пытался угадать, предвосхитить её трепетные желания, боясь между тем чем-либо обидеть. Их слияние походило на религиозное, молитвенное состояние, на мистическую медитацию, полностью растворяющие индивидуальность.

Любовники самозабвенно извивались, задыхались от неистового темпа, стонали,  подчинялись, кричали, требовали, наслаждаясь то безоговорочным подчинением, то безмерной властью и были счастливы.

Грозовые вспышки смешивались с искрами страсти, сверкали экстатическими сполохами, кружили головы, то и дело отключали сознание, взбивали коктейль из сладости и боли, пока оба не застыли в объятиях, лишившись последних сил.

Видение погасло, напоминая о случившемся слипшимися телами и вымокшими простынями.

Проснувшись, вспомнив обо всём, Вера взвыла, испытывая чувство вины и мистический ужас. На часах был полдень.

Пошевелившись, женщина почувствовала крепкие объятия, стремительно набухающую внутри себя плоть, следом горячий поцелуй.

Желания не возникало.

Более того, прикосновения и ласки были неприятны.

Объяснить себе, что произошло ночью, Вера была бессильна. Затмение, наваждение, морок – иного ответа она не видела.

Ей было неприятно, ужасно стыдно. Как, как после всего этого показаться на глаза мужу?

С Матвеем она рассталась довольно холодно, пряча уязвлённый самолюбием и поруганной целомудренностью взгляд.

Он так и не понял, почему, что сделал не так.

Муж, Семён, тоже пребывал в прострации, не в состоянии решиться на разговор с супругой, боялся услышать окончательный приговор.

Он страдал. Чувство вины грызло уязвлённое нечаянным событием сознание. Мужчина не мог простить себе ужасный проступок – измену единственной женщине, причины которой был бессилен осознать.

Семёну казалось. Что Вера всё знает, только не может решиться разорвать отношения. Он видел её осуждающий взгляд, чувствовал – что-то важное, объединяющее их жизнь в единое целое лопнуло с треском и вот-вот разорвется окончательно, держась кое-как на тонюсенькой ниточке, не способной питать искреннюю любовь.

Он пытался успокоить себя тем, что изменяют все, все мужчины, которых он знает, причём любят бравировать умением соблазнять, способностью удовлетворять кого и когда угодно.

Ещё одним доводом было нелепое утверждение, будто жена сама виновата, что толкнула его к предательству равнодушием, безразличием к собственной внешности.

Аргументы, помещающие его в один ряд с животными, живущими инстинктами, казались  банальными, гадкими, но других не было.

Семён чувствовал, что из отношений вытекает струями сама жизнь, что ещё немного и дороги назад не будет.

Какой же он дурак, что решился пойти на поводу у мимолётной страсти. Возвращаясь мысленно в события того дня Семён не мог отыскать точку невозврата, тот момент, когда влечение плоти лишило его способности соображать.

Екатерина Витальевна, экономист из его группы, позвонила неожиданно, попросила помочь отыскать ошибку в квартальном отчёте, едва не плакала. Вера с детьми в тот день была у родителей. Он должен был заехать за ними немного позже.

Отказать женщине, оказавшейся в сложной ситуации, Семён не мог. Он был воспитан дамским угодником.

Екатерина не принадлежала к разряду длинноногих сексапильных фей, сводящих с ума. Обыкновенная офисная дама со слегка расплывшимися формами. Да, миловидная, ухоженная, стильная, с приятным тембром голоса и вкусным, особенным запахом, но без изюминки, без изысканности и шарма.

Вера куда соблазнительнее.

Впрочем, Семён в ту минуту ни о чём подобном не помышлял. Способность анализировать, видеть те мелочи в профессиональной сфере, в которых кроются досадные просчёты, давала уверенность в том, что визит коллеги не продлится более получаса.

Семён изучал отчёт. Катя, так она попросила себя называть, ведь общались в неформальной обстановке, стояла сзади. В какой-то момент она нависла слишком тесно, громко задышала в затылок, погрузив в облако соблазнительного запаха, и нечаянно дотронулась до руки.