Требуется идеальная женщина - Анна Берест

Льюис предложил осушить мои слезы и пригласил к себе – он снимал квартиру как раз над ирландским пабом. Я запомнила, что на кухне у него стоял сломанный холодильник, в котором он держал свою стоптанную обувь, – чем не ловушка для наивных девчонок? В спальне лежал на полу матрас, занимая всю площадь комнаты; на стене висела вырванная из выставочного каталога страница. Это была одна из черно-белых фотографий Франчески Вудмен. На ней она, в ночной сорочке, уцепившись руками за дверной косяк, парила в воздухе, не касаясь ногами пола, похожая на распятого Христа или призрак. Лица ее не было видно – она отвернула голову, как будто защищаясь от удара. От этой фотографии мне стало не по себе; я ее узнала, словно сама присутствовала на месте съемки; весь антураж был мне хорошо знаком. Проблема заключалась не только в том, что в момент съемки меня не было на свете, но и в том, что Франческу Вудмен во Франции тогда никто еще не знал, следовательно, я нигде не могла видеть эту фотографию.

Но знала ее хорошо.

Льюис показал мне привезенный из Соединенных Штатов каталог с другими фотографиями. Я рассматривала их, и меня каждый раз охватывало все то же ощущение дежавю. Я не просто видела все это раньше, я это пережила. Память извлекала эти картины из моего сознания. Так бывает, если вдруг наткнешься на старый, давно потерянный фотоальбом, про который напрочь забыл – и про сам альбом, и про то, что он потерян. Листая каталог, я вспоминала день, проведенный в березовой роще, когда Франческа, сняв с деревьев куски коры, понаделала всем нам браслеты и сказала, что теперь мы – лесные королевы. Я узнавала старую запущенную квартиру в ободранных обоях, где мы долгими часами обсуждали, как заниматься с мужчинами любовью. Я снова как наяву видела ее полудетскую, в мраморных прожилках, грудь, когда она с восторгом дебютантки перед первым балом принималась кружиться по комнате. Я помнила каждую часть ее тела – не зря же мы с ней, раздевшись донага, ползали на четвереньках, как две собачки, по лежащему на полу зеркалу, разглядывая сквозь кустистые заросли волос глянцевый лоск своей вагины. Я снова вдыхала запах меха, исходивший от лисенка, которого она сажала на свое обнаженное тело, и невыносимую, смертельно едкую вонь птичьих трупов, которые она приклеивала к стене скотчем.

– Ты должна на это посмотреть, – сказала я Ализе. – Я уверена, что тебе понравится.

Но Ализе спала. Рот у нее был приоткрыт, она слегка всхрапывала; из-под низко надвинутого на голову капюшона выглядывали наушники. Как давно она заснула? Наверное, давно, потому что мы прибыли в пункт назначения.

Я осторожно разбудила юную автостопщицу возле станции метро “Порт-Доре”, как она меня и просила. Я больше не злилась на нее: воспоминания о Франческе Вудмен смягчили мне сердце – так кусок мяса после отбивания молотком становится нежнее. Маленькая сорока вылезла из машины и потянулась за своим скейтбордом, лежавшим на заднем сиденье; из-под спортивных штанов на миг мелькнула полоска, разделяющая ягодицы. Тогда я ее спросила:

– А лично ты на какую женщину хотела бы быть похожей?

– Э-э… Не знаю… – протянула она и вдруг выпалила: – На такую, как вы!

Сначала ее ответ удивил меня, потом растрогал. Очевидно, она заснула во время моего рассказа. Но может быть, хоть что-то – какая-нибудь деталь или даже просто имя Франчески Вудмен – отложилось у нее в голове.

– Ха-ха-ха! – громко рассмеялась она. – Я пошутила!

Я наградила ее широкой улыбкой, скрывая свое разочарование.

– Неужели ты думаешь, что я поверила, будто ты серьезно? – сказала я, надеясь в душе, что больше никогда в жизни не увижу эту маленькую засранку.

И захлопнула дверцу у нее перед носом.

Чтобы прийти в себя, мне требовалось выпить порцию джин-тоника. И не одну. Я устала. Я понапрасну прокатилась до департамента Атлантическая Луара и обратно, и меня вогнала в тоску встреча с юной Ализе. Я решила, что остановлюсь возле первого же большого отеля.

Я люблю гостиничные бары. Я всегда считала, что они славятся не столько вкусом своих коктейлей, сколько внимательностью барменов – именно их чуткому слуху эти многозвездочные заведения обязаны своей репутацией. Мужчина, одетый в безупречного покроя костюм с галстуком, улыбается вашим шуткам, кивает головой, соглашаясь с каждым вашим словом, время от времени с удивительным тактом вставляет реплику-другую, чтобы у вас не складывалось неприятное ощущение, что вы произносите пьяный монолог. Вы можете быть уверены, что он не станет докучать вам собственными байками и рассказывать, какая невероятная история приключилась с ним буквально вчера, потому что в данный момент единственная персона, которая вас интересует, это вы сами, и человек, наливающий вам выпить, должен убедить вас, что он здесь исключительно ради вас. Он ни намеком не упомянет свои проблемы, не скажет, что вообще-то у него закончился рабочий день, и не станет вас просить показать ему сиськи. Вот в чем состоит высший шик баров при дорогих отелях.

– А лайма у вас нет?

Бармена звали Франсуа. По родинке у него на щеке, деликатности, с которой он вытирал бокалы, выщипанным бровям и наманикюренным ногтям я догадалась, что я не единственная женщина в этом баре. Слегка захмелев, я рассказала ему про свое злоключение с вдовой пастора. Франсуа слушал меня, широко раскрыв глаза, как будто мы с ним закадычные друзья и кроме нас на свете нет никого. Так продолжалось, пока к стойке бара не подошла клиентка отеля. Это была женщина лет сорока в кожаных брюках; от нее пахло герленовскими духами L’Heure Bleue, а в невероятно длинных пальцах она держала электронную сигарету. Мы завязали интеллектуальный разговор, поскольку обе были хорошо навеселе и ни одной из нас не хотелось спать. Она была остроумная, очень обаятельная, ее звали Джорджия, как ее итальянскую бабушку, хотя сама она была француженка. Последние десять лет она жила в Дели, где руководила закупками тканей ручной работы для европейских люксовых брендов. Я объяснила, что профессионально занимаюсь фотографией, а кроме того, работаю над одним художественным проектом.

– Этим летом я собираюсь выставляться в Арле. Если вдруг окажетесь там… – сказала я, бесстыдно забегая вперед в надежде на успех своего замысла.

– Арль! Так вы великий фотограф! – воскликнула Джорджия. – А что это за проект?

– Он называется “Идеальная женщина”, – с апломбом провозгласила я и отхлебнула джин-тоника.

– Судя по всему, женское совершенство вовсе не равнозначно счастью, – заметила она и показала Франсуа свой опустевший стакан. – Мэрилин Монро, Рита Хейворт, Ава Гарднер, Лорен Бэколл… – в задумчивости перечислила она.

В разговоре повисла пауза. Мы сосредоточились каждая на содержимом своего стакана и на своих мыслях. По внезапной ассоциации мне на память пришел американский сериал “Чудо-женщина”, который в конце восьмидесятых показывали по шестому каналу. Я восхищалась актрисой Линдой Картер, ее трусами в белых звездах, ее пышной грудью, волшебным лассо и золотой тиарой. Больше всего мне нравились эпизоды, в которых героиня под именем Дианы Принс работает на морской военной платформе; мужчины считают ее идиоткой, но, стоит ей переодеться в свой боевой наряд, падают к ее ногам и умоляют спасти Землю от очередной катастрофы.