Прости грехи наши… Книга первая - Елена Дмитриевна Фетисова

было быть принесено в жертву?», – часто думала женщина длинными, молчаливыми вечерами. Она, так была молода. Ей тоже хотелось любить и быть любимой!

Война… Ее горечь растворилась в стольких человеческих судьбах! И Зинаида Прокопьевна чувствовала нестерпимую обиду, почему люди находили в себе силы радоваться дальше, устраивать свою жизнь, снова любить, пусть и других уже… могли, а она – нет.

Их прощальный поцелуй был торопливым и горьким. В нем не было трепета и предчувствия скорых встреч, потому, что они уже тогда знали, что могут больше никогда не увидеться… Однако она упрямо ждала.

Спустя годы, Зинаида Прокопьевна, заглядывая в зеркало, мысленно представляла его рядом с собой, юного, с едва пробившимися усами.… Представляла и улыбалась, вспоминая, как он дергал ее за косички, дразнил, а потом, вдруг, подрался с дворовыми мальчишками из-за нее и признался в любви. Как женщина плакала после! Это истязание длилось всю жизнь.

А, когда в очередной раз, Зинаида Прокопьевна возобновила в памяти дорогой образ, то поняла, что рядом с ним она просто старуха! Она не могла его нафантазировать, таким же, как сама, она просто не знала, какой он был бы, сейчас!

Я слишком стара для тебя…, – сказала как-то она и первый раз не заплакала. У женщины появилась другая страсть – работа.

«Поздняя любовь…», – горько шутила сама с собой Зинаида Прокопьевна. Все эти годы она боролась за чужое счастье, изведать которое самой не пришлось. Почти каждый день она держала в своих уже не молодых руках крохотные созданьица, и она гордилась, чтобы, там не сплетничали про нее, что именно ее руки, первыми приняли маленьких человечков в этом мире.

Женщине, любившей самой до отречения, были не понятны опасения Анны. «Настоящая любовь», – считала она, – «Победит все!».

Сухонький кулачок ее заерзал по карману давно вышедшего из моды, но все еще аккуратного пальто, когда около приемной врач заметила большую фигуру.

Золотистые волосы, выбившиеся из-под сдвинутой на бок шапки, сразу выдавали ожидавшего – муж Анны. Женщине, почему-то вспомнилась история с тюльпанами. С первого взгляда было видно, супруг ее пациентки меньше всего походил на чувствительную натуру.

Зинаида Прокопьевна была уверена: «Этот человек любит Анну. Иначе, как можно объяснить сантименты с цветами? И как, после всего она, Анна, может не доверять ему?», – размышляла сама с собой, Зинаида Прокопьевна и одновременно злилась на неграмотность своих подчиненных. Доктор точно знала: в произошедшем, не было ничьей вины, но виноватой, как всегда считала себя.

«Ах, Господи, может, все из-за этих дурацких цветов?», – злилась на себя докторша, – «Или из-за того, что не сумела выполнить просьбу Анны…».

– Здравствуйте! – разом разогнала она свои навязчивые мысли, – Если не ошибаюсь, Крушинин Василий Ильич?

– Да, – растерялся Василий. Эту по-старомодному интеллигентную старуху он видел впервые.

– Меня зовут Зинаида Прокопьевна. Я врач вашей жены.

– Да, да, конечно, – спохватился Василий, – Как она? Мне сказали, вы хотели поговорить…

– У нас получилось уличное знакомство, однако разговор предстоит серьезный, поэтому я попрошу вас пройти вместе со мной.

Василий насторожился и молча, зашагал за докторшей, готовясь услышать что-то не хорошее.

Она привела его в маленькую комнатку. Такую маленькую, что разместиться его могучему телу было почти негде. Он прижался к полуразрушенному бумагами шкафу.

Врач отлучилась ненадолго и появилась вновь, уже в халате, строгая, совсем не похожая на ту уличную дореволюционную старушку. Белая и какая-то прохладная, она будто бы принесла с собой снова зиму.

– Ну, что ж, – сказала она, – Разговор у нас с вами будет не из легких…, – голос у Зинаиды Прокопьевны был сильным и повелительным.

«Прямо хозяйка медной горы», – подумал Василий.

– Так, что же все-таки произошло? – не выдержал мужчина и не узнал собственного голоса, который показался ему серым и невзрачным. Он шумно сглотнул слюну, выдавая одолевавшее его волнение.

– Всю свою жизнь, – начала доктор, – Я посвятила работе. И, как у всех, каждый день приносил мне свои радости и огорчения. Сколько счастливых глаз я видела в этих стенах! Но признаюсь вам откровенно, я не запомнила их. Однако, до сих пор, поверьте в искренность моих слов, Василий Ильич, – врач глянула на него сквозь стекла очков, маленькими острыми глазками, – Мне не забыть лица отчаявшихся, подавленных горем людей…, – она умолкла на мгновение, и в это мгновение, Василий понял, что случилось что-то страшное и не поправимое. – Я помню их всех, – продолжила Зинаида Прокопьевна, – И вовсе не потому, что их было не много. Я хочу, чтобы вы поняли меня правильно. Людское горе не безразлично мне, для меня – это тоже трагедия, потому, что я оказалась бессильна помочь им…, – врач опустила глаза, – И вам тоже…

– Что с Анной? – заорал, как полоумный Василий, – Что с ней?! – вскочил он с места и задел какие-то бумаги. Несколько листков прокружились в воздухе и медленно осели на полу.

– С вашей женой уже все в порядке, – поспешила успокоить его врач, Но вот ребенок…, – она снова умолкла, – Ребенка спасти не удалось…. Я уверяю: мы сделали все возможное, – сказала Зинаида Прокопьевна.

Василий даже не мог предположить, до конца поверить в происходящее. Он, как рыба хватанул ртом воздух и, только, это, казалось, спасло его.

– Но…, – подался мужчина вперед, – Должно быть здесь ошибка, мне сказали, что у меня родился сын. Еще недавно…

Врач перебила его.

– Мальчик прожил пять суток. Мы надеялись…, – попыталась объяснить она, – Но ребенок оказался слишком слаб. Врожденная патология не давала почти никаких шансов. К тому же, роды протекали тяжело. У вашей жены лишь недавно нормализовалась температура, – Зинаида Прокопьевна осмелилась посмотреть на Василия, – Я повторяю: мы сделали все, что было в наших силах…

– Как же так! – закричал тот, – Но ведь мой сын погиб…

– Это большое горе, понимаю…, – вздохнула докторша, – Но все могло быть гораздо хуже.

Ничего не понимающий Василий, ошарашено уставился на белый призрак в очках.

– Известие о смерти ребенка для вашей жены, чуть не обернулось новой трагедией, – добивала остатки его самообладания врач, – Если бы наша акушерка не успела вовремя, Анна выпрыгнула бы от отчаяния из окна. В моей практике такие случаи не встречались раньше, но в акушерстве есть такой термин, как «послеродовый психоз»…

– Что? – грубо перебил ее Василий. Он начал задыхаться в этой тесной душной комнатенке, – Да, что у вас тут творится?! – заорал он во всю мощь своего горла, – И тогда бы, – сверкнул мужчина красными от горя и слез глазами, – Вы тоже бы мне доложили, что сделали все возможное?!

Самое странное, что, несмотря на страшную вероятность потерять Анну, он совсем забыл о жене в