Прости грехи наши… Книга первая - Елена Дмитриевна Фетисова

мысли о предстоящем разговоре, врач была, как всегда уравновешенна и невозмутима. Женщина во второй раз почувствовала, как бесконечно она несчастлива и, что ее заветному желанию не суждено исполниться.

– Вам уже лучше? – спросила докторша первой, даже не пошевельнувшись, и лишь одни ее глаза, взволновано блеснули сквозь стекла очков.

– Да, – почти прошептала Анна и, вдруг, вскрикнула, – Зинаида Прокопьевна, помогите мне! – боль и отчаяние выплеснулись вместе со словами женщины наружу.

– Я это пытаюсь сделать с самого начала, Анна Григорьевна, – врач не спеша, вышла из-за стола, взяла ее за руку и усадила в кресло, – Присядьте и успокойтесь, – коснулась она плеча пациентки своими, как всегда прохладными пальцами.

Женщина вздрогнула, когда докторша склонила к ней свое пахнущее свежестью, хотя уже и не молодое лицо.

– Так в чем же дело?

Анна растерялась, мысли ее спутались. Она, будто о камень споткнулась в очередной раз о голос врача, такой спокойный, лишенный всяких чувств и эмоций.

«Снежная королева!», – с ужасом подумала женщина, – «Она ничего не поймет, эта снежная королева!».

Видя ее замешательство, доктор подбодрила.

– Смелее, вы о чем-то хотели, меня попросить?

«Конечно, попросить…», – опять часто-часто забилось сердце Анны, – «Попросить отдать брошенного непутевой, безжалостной Кларкой ребенка. Но, только, ничего, ничего не говорить Василию.… Пусть он думает, что это их сын… Его сын. Ну, разве от этого будет кому-то плохо?!», – словно в ожидании ответа на свой еще не прозвучавший вопрос, задрожали одновременно руки и губы Анны. «Она-то мальчику станет матерью по-настоящему родной, а вот, он… Муж… Ему лучше не знать… Он не простит ей, не простит того, что не сберегла их Ваньку. Только, в чем она была виновата? В том, что так сильно любит его, Василия, благодарна за все…. Отчего же судьба обошлась с нею так жестоко?», – судорожно думала Анна, натыкаясь израненной душой на осколки собственных мыслей.

– Я хочу забрать мальчика Клары! – набралась, наконец, сил выговорить Анна.

Снежная королева, казалась, начала таять. Улыбка потекла по ее маскообразному лицу, смывая остатки напыщенности.

– Так это же замечательно! Чего же вы так волнуетесь, Анна Григорьевна? – воскликнула Зинаида Прокопьевна и обняла женщину.

– Но это не все…, – замялась та, – Я хотела попросить вас о самом главном, доктор, – отстранилась Анна, – Не надо говорить мужу, что ребенок чужой. Пусть это будет наш с ним сын! Я хочу все сохранить втайне от людей!

Врач замерла.

– Но это невозможно! Я не могу поменять детей. Это преступление… Все зафиксировано в бумагах и…

Анна не дала ей договорить.

– Бумаги можно переписать, доктор, а жизнь – нет! – вскочила она, – Я вас очень прошу, сделайте так! Разве сберечь собственное счастье – преступление?

Докторша растерялась, не зная, как ей поступить. Видя ее замешательство, женщина жалобно настаивала:

– Прошу вас, не только, как доктора, но и, как человека, помогите мне, пожалуйста…

– Мне вас искренне жаль, но вы требуете от меня невозможного, милая…

Не отдавая себе отчета, Анна упала на колени перед Зинаидой Прокопьевной и отчаянно запричитала:

– Я вас умоляю!!!

– Немедленно встаньте, немедленно… Я очень вам сочувствую, как человек, как женщина, но не могу, не имею права, как лицо официальное, пойти, портив закона. Поверьте, все тайное, однажды, становится явным…, – ее очки задрожали на взволнованном лице. – Мне очень жаль вас, Анна Григорьевна, но ваш муж должен будет узнать правду! – ее слова прогремели, как приговор для Анны. – Встаньте же, ради Бога…, – очки докторши вспотели. Она сняла и торопливо протерла их.

Анна глухо зарыдала, бесконечно повторяя:

– Все кончено, все кончено…

– Успокойтесь, голубушка, – погладила Зинаида Прокопьевна ее по голове, – Я уверена, ваш муж все поймет. Не растрачивайте понапрасну силы, они вам еще пригодятся для малыша, коль вы уже приняли такое решение. А я, со своей стороны, обещаю поговорить с вашим строгим супругом и все объяснить ему. В конце концов, вашей-то вины здесь нет.…

Анна подняла красное от слез лицо на врача.

– Никто не сможет ему объяснить, понимаете, никто…, – слезы душили ей горло. Она еще раз глянула на Зинаиду Прокопьевну и горько простонала, – Нет, вы ничего не понимаете…, – голова Анны безвольно упала вниз. У нее больше не осталось сил сопротивляться злосчастной судьбе.

Не имея других убеждений, врач опустилась рядом с ней на колени.

– Миленькая, голубушка, моя, – взяла она ее мокрое лицо в свои морщинистые ладони, – Но поймите, иначе не получится…

Анна все-таки подняла заплаканные глаза на врачиху. Она увидела перед собой обыкновенную женщину, уставшую и замученную, с не легким прошлым, которое нельзя было забыть и невозможно помнить. На мгновение ей показалось, что это она сама спустя годы…

Василий пришел позже обычного. Вчера Анна показалась ему какой-то странной. Она не улыбнулась ни разу и избегала взгляда, будто скрывала что-то… Обильно сочившееся солнце с небес, торжествуя пришествие долгожданной весны, било своими яркими лучами в окна и он не мог, как следует разглядеть лица жены, но внутреннее предчувствие подсказывало: глаза ее были полны слез.

Сегодня, он опоздал. Василий устал от городской жизни, постоянной спешки, иногда совсем не оправданной, разговоров о погоде и еще больше – родственников Анны. Этот маленький городишко, неумело подражавший промышленным и культурным центрам, начинал все сильнее раздражал его, будто какая-то скрытая опасность поджидала здесь мужчину, и ему хотелось поскорее забрать жену с ребенком и уехать в свое село, живущее совсем другой жизнью – тихой и размеренной и, наверное, более естественной.

– Ты к Крушининой, милок?

Василий вздрогнул и обернулся на дверь, в которую столько раз пытался напрасно войти.

Маленькое личико старушки по всей вероятности было обращено к нему.

– Да, – настороженно ответил мужчина.

– Поди-ка сюда, – ласково позвала старуха, будто баба-яга, готовящая ловушку для своей новой жертвы.

– Что случилось? – сдвинул густые и, казалось совсем неуместно рыжие брови Василий.

– Докторша, милый, с тобой переговорить хочет. Обожди ее маленько, вот, тут, – и показала на распахнутую дверь.

– Что произошло? Что-нибудь с женой? – перепугался Васька.

– Я человек маленький, – жалобно простонала бабка, – Откуда мне знать, сынок. Сейчас, доктор, Зинаида Прокопьевна, придет и все расскажет по порядку.

– Тогда, я лучше здесь постою на улице, – отказался от приглашения Васька.

– Как, знаешь, сынок, – не противилась старуха, – Она, вот-вот, должна подойти…

Зинаида Прокопьевна шагала мелким, но уверенным шагом. Тридцать лет она шагала так и, казалось, никакая сила не могла изменить этот маршрут. Маршрут, ставший ее судьбой.

Поначалу она допоздна засиживалась на дежурствах, чтобы отвлечься от черных мыслей, не дать заполонить свою осиротевшую душу завистью и злобой. Она боялась зависти.

«Почему, именно ее счастье должно