Последний штурм — Севастополь - Сергей Ченнык

Добиваться успехов русским становилось труднее. К середине 1855 г. артиллерийские припасы крепости в значительной мере были израсходованы и гарнизону приходилось рационально использовать имеющуюся артиллерию. Поэтому своевременным стало решение провести перестановку орудий с целью достижения наибольшего эффекта от ее применения с минимальными материальными затратами. Для этого Тотлебен тщательно и продуманно расположил батареи, обустроив между ними куртины, перекрыв, таким образом, слабо защищенные участки между бастионами. На них он «…развернул главные артиллерийские позиции обороны; это было первым толчком к идее «выноса крепостной артиллерии из фортов на промежутки», идее, которой воспользовались затем и иностранные государства и которая стала основой в обороне крепости».

Стремление повышения эффективности борьбы с противником, путем подавления его батарей и разрушения осадных сооружений привело к выработке русскими артиллеристами наиболее целесообразного способа массирования огня — маневрирования траекториями.

Генерал-адъютант Павел Александрович Вревский (1809–1855 гг.). Погиб в сражении на Чёрной речке. Его считают одним из виновников поражения русской армии в этот день.

Говоря о принципе активной обороны, положенном в основу защиты Севастополя русским командованием, и о котором мы уже не раз говорили в предыдущих книгах, нужно учитывать, что он не был новым в военном искусстве середины XIX в. В Крыму его лишь довели почти до совершенства: «…обращаясь к обороне Севастополя с точки зрения военно-инженерной науки… ограничимся следующим замечанием: оборона Севастополя, если и не положила начало активных действиям гарнизона (понимая эти действия в обширном смысле; т.е. включая сюда главным образом и действия активно-оборонительные или контр-апроши), то, по крайней мере, она представляет наилучший пример разнообразнейшего и самого обширного развития этого принципа. Без преувеличения можно сказать, что в смысле обороны Севастополь (1854–1855 г.) имеет такое же значение, как Мастрихт, Флинсбург и Ат (1975–1997 г.), в смысле атаки крепостей; но для инженерной науки это значение умалялось тем, что последовавшее вслед за Крымской кампанией быстрое усовершенствование артиллерийских орудий поглотило внимание всех военных и заставило их, не обращаясь к урокам прошлого, ждать новых событий для указания новых правил на будущее время».

Новым стало то, чего не мог предвидеть даже такой великий фортификатор как Вобан. Вопреки всем правилам и традициям Севастополь не думал сдаваться. Ожесточение гарнизона, особенно моряков, казалось, имело неослабевающее стремление доказать всем, что гибель флота не означала его духовного поражения, а на суше моряки вполне компенсировали своей доблестью горечь от потери собственноручно затопленных кораблей: «На основании правил, данных Вобаном для осады крепостей, и отчасти на основании опыта прежних войн, установилось мнение, 18 дней сопротивления составляют крайний предел продолжительности сопротивления крепости. Такое общее мнение, за редкими исключениями, существовало до 1854 г., т.е. до осады Севастополя. Оборона этого города, длившаяся почти год, поистине имеет право на присвоенное ей название беспримерной. Она осязательно доказала, что сила обороны крепости зависит менее от прочности ее стен, чем от искусного расположения верков и от мужества и упорства ее гарнизона. В этом случае, искусное расположение укреплений восполняло собой недостаток прочности ограды, а мужество и должная численность гарнизона давали возможность восстанавливать разрушаемые укрепления, возводить новые (контр-апроши), и, так сказать, вести осаду против осады. Никто, серьезно относящийся к вопросу и подробно изучавший действия обороняющегося в Севастополе, не станет отрицать, что при этой обороне русское военно-инженерное искусство покрыло себя неувядаемыми лаврами».

Действительно, суть происходившего в Крыму совсем не в патриотических эпитетах, вроде «героическая», «доблестная» и проч., которые так любят особенно современные историки, используя их иногда даже в противовес здравому смыслу. Защита Севастополя — редкий случай в военной истории, когда полевые укрепления остановили неприятеля, превратив крепость из легкой добычи в «крепкий орешек».

Генерал-лейтенант Степан Александрович Хрулев (1807–1870 гг.). Ранен во время отбития последнего штурма Севастополя. Вторая половина XIX в.

Работы по совершенствованию обороны велись непрерывно, в любое время года и в любых погодных условиях. В результате, в кратчайшие сроки, когда «…фортификационные постройки, возведенные даже при столь невыгодных обстоятельствах», постепенно доводились «…до такого вида, что неприятель был принуждаем отрывать против них траншеи», Севастополь стал примером фортификационного чуда, в котором «…большая часть укреплений была приведена в должный вид и вооружена артиллерией уже в то время, когда осаждающий открыл из своих стрелковых ложементов штуцерный огонь». Неожиданным итогом такого упорства защитников стало то, что первые признаки моральной подавленности стали проявляться не среди гарнизона крепости, что казалось бы, должно соответствовать логике ситуации, а среди осаждавших ее противников: «В январе положение англичан, бравших до того на себя половину задач под Севастополем, стало настолько трудно, что они сообщили французам, что не только не могут продвигаться вперед, но не могут и охранять занимаемое расположение, и просили французов сменить их части на правом фланге, против Малахового кургана».

Постепенно основная тяжесть ведения осадных действий переходила на плечи французского контингента.

Воюющие стороны к лету 1855 г. столкнулись с одинаковой проблемой, которую необходимо было решать как можно скорее — руководство. Проще всех разрешили сей ребус британцы. По крайней мере, без сильных интриг. Естественная смерть Раглана потребовала замены командующего и они быстро сделали выбор — как всегда неудачный. Теперь нужно было принимать новое решение и никто не хотел повторной ошибки: «… британское правительство не могло найти достойной кандидатуры для замены Раглана. Временно исполняющим обязанности командующего был назначен генерал Симпсон, от всей души ненавидевший этот пост. «На меня тяжким бременем ложится общение с союзниками, — докладывал он в Лондон. — Никто не мог выполнить эту работу лучше моего покойного командира. Я искренне уверен в том, что на этой должности нужен не такой человек как я… Считаю необходимым просить о моей замене на этом посту». Но откуда было взять другого генерала? Ходили слухи о том, что следующим командующим станет лорд Хардиндж. Адмирал Хьюстон-Стюарт писал по этому поводу лорду Панмору: «Они кажется склоняются к кандидатуре Хардинджа. Я думаю (чтобы не сказать надеюсь), что такое назначение не состоится… По-моему, сейчас более чем когда-либо, стало очевидным как Англии не хватает такого человека как лорд Раглан. Эта потеря оказалась невосполнимой».