Индийское кино - Сергей Переляев

Скоро мне уже недостаточно просто смотреть индийские фильмы. Мне хочется самому их снимать, так, чтобы я играл в них главные роли, сам был режиссёром, автором сценария и исполнителем песен. Я начинаю собирать деньги на любительскую кинокамеру, хотя плохо себе представляю, как будут проходить съёмки и, главное, кто потом будет наши фильмы смотреть. Причём чем дальше, тем хуже я себе это представляю и уже начинаю грустить. Но вдруг Владик объясняет мне прекрасный способ делать фильмы, при котором не нужна никакая камера, а нужно просто уметь рисовать.

Он рисует на одном клочке бумаги человечка, на другом – такого же с поднятыми руками, кладёт первую бумажку на вторую и резко её убирает. Человек поднимает руки! Есть! Я бегу в хозяйственный магазин и покупаю несколько рулонов бумаги для заклейки окон. Это наша плёнка. Вертикальными чёрточками я размечаю кадры и начинаю рисовать.

Вырисовывать людей тщательно у меня не хватает терпения, поэтому где-то ко второй серии первого фильма под названием «Месть» все мои герои становятся почти одинаковыми и различаются просто по цвету одежды. Отрицательные персонажи всегда показаны крупным планом, и на их лицах двумя жирными линиями я неизменно изображаю морщины, так что их отличить нетрудно.

К вечеру фильм готов. Я прорезаю в картонке две вертикальные дырки, продеваю в них первую и единственную копию фильма «Месть», и Владик становится первым и единственным зрителем. Если плавно тянуть за конец бумажной плёнки, то на лицевой стороне картонного экрана начинают двигаться, драться и танцевать нарисованные люди. Ну, а уж озвучивать фильм мне приходится самому.

После киносеанса Владик тоже покупает бумагу для заклейки окон, и через несколько дней происходит премьера уже его первого фильма «Смерч».

Постепенно мы погружаемся в производство фильмов. Владик рисует многосерийный фильм «12 ниндзя», который, как и «Смерч», рассказывает о вражде двух древних школ кунг-фу. Он вводит одно ценное новшество: писать реплики героев прямо на плёнке, чтобы не надо было запоминать, что они говорят в каждом кадре.

Пока Владик рисует «12 ниндзя» (он делает свой фильм почти месяц), я выпускаю на экраны сразу много картин: «Под чужим именем», «Радуга танца», «Во благо народа», «Тяжёлая болезнь», «Невосполнимая утрата», «Спаситель деревни», «Возвращение» и «Мелодия учителя Динанатха». Проблема отсутствия зрителей тоже начинает потихоньку решаться. Владикины родители и все наши бабушки и дедушки очень не прочь посмотреть наши фильмы.

Но в процессе демонстрации фильмов выясняется, что особенное удовольствие мне доставляют моменты, когда рвётся плёнка, потому что тогда получается совсем как в настоящем кинотеатре. Сама по себе плёнка не рвётся, и я, через каждую минуту изображая аварийные шип и треск, рву её специально да ещё бурчу, что опять завезли плохую копию.

В результате смотреть мои фильмы перестают, но мне и самому начинает надоедать их рисовать. Всё равно настоящие индийские фильмы лучше!

Ничего. Со временем ещё что-нибудь придумаю!

Зазвать меня с улицы домой трудно до крайности, особенно если зима и хоккей. Я ношусь с перемотанной изолентой клюшкой «Русь» от одних ворот к другим (а ворота наши – деревянные ящики, которых полно валяется около овощного магазина), шапка-ушанка, чтоб не сползала на глаза, брошена в сугроб, и крик из окна, что пора домой, потому что уже темно, как-то совсем не воспринимается.

Но время уже десять вечера, и моя прабабушка Наташа выходит на крыльцо и манящим-преманящим голосом зовёт:

– Серёженька-а! Идём-ка домой, там дедушка пришёл. А что он принёс! Ай-ай-ай-ай!..

Мне хоть и стыдно перед друзьями, что подарки деда могут быть важней хоккея, но я всё-таки останавливаюсь и смотрю на Наташу.

– А что принёс?

– Ой, он сам тебе покажет, идём.

Действительно, интересно, что дед принёс, – может, камышей на болоте набрал, я же давно прошу. Хотя вообще-то зима, какие болота?

Заходим в подъезд. Я впереди, Наташа сзади. Живём на втором этаже, идти недолго, но я всё равно ещё раз спрашиваю, что дед принёс. И тут Наташа, понимая, что на улицу я уже не выскочу, поскольку она загораживает мне дорогу, резко меняется в лице и, толкая в спину, как военнопленного, воинственно чеканит:

– Иди! Чёртова кукла! Что принёс! Никак не загнать-то его! Вот клюшку-то твою об колено хлоп – а новую не куплю!!!

Но я свою прабабушку всё равно очень люблю. Когда к нам первый раз приходила Фарафонова (это мой участковый врач), она меня увидела и говорит:

– Ой, какая девочка!

А я в юбке, в платке и в кофточке – в общем, во всём Наташином.

– Я не девочка! – возмущаюсь я.

– А кто ж ты, мальчик?

– Не девочка и не мальчик! Я прабабушка Наташа, и мне семьдесят пять лет!

Тут Фарафонова, уже без улыбки, объясняет бабушке Тоне, что нельзя разрешать мне ходить в юбке, потому что я привыкну, и вообще, могут быть нарушения психики, а бабушка Тоня в ответ с сожалением констатирует, что запретить-то мне это нельзя и что если бы только юбка, то ничего, а то и кастрюли я все у Наташи отобрал, и лекарства пью, как она, от давления, от кружения и от сердца… (Но я пью, конечно, не настоящие таблетки, а горошки, конфеты такие, и в глаза тоже капаю не капли, а просто воду.)

А уж Наташа меня любит и того пуще. Как-то вечером привела велосипед «Орлёнок».

У меня был «Школьник», и она знала, что я мечтаю о велосипеде побольше. Вот заходит.

– Ну, по лестнице еле допёрла!

На шум выходит из кухни бабушка Тоня.

– Это что?

– Да вот, возле военторга шла – стоить. Полчаса стоить, час, никто не берёт. Уж пусть Серёжин будет.

– Мам, – говорит бабушка Тоня, – совсем ты под конец очумела. Кто-то ж его оставил! Ты уже сама не знаешь, что сделать. Назад отвези.

И Наташа идёт ставить велосипед назад. Жаль, что Тоня дома была, а то б у меня был «Орлёнок»!

Дед сидит на лавочке возле сарая. Перед ним эмалированное ведро с мясом и луком. Он делает шашлыки. А мы с Владиком поджигаем в костре палки и ходим по огороду. Это наши факелы. Они быстро гаснут, и мы снова идём поджигать. Они опять гаснут, и мы решаем, что пусть это тогда лучше будут мечи. И начинаем сражаться. Побеждает Владик, потому что он хочет победить, а я хочу, чтобы получился красивый бой.

Это День Победы, отмечаемый на нашей даче. Бабушка Тоня готовит в домике салаты. Скоро придут Владикины родители, дедовы друзья Ильич и Витя, который называет деда «отец родной», и, конечно, на голубом ушастом «Запорожце» приедут дед Вася и баба Нина, Владикины бабушка и дедушка.