Крылатые сандалии - Мария Папаянни

Нижний этаж Луиза превратила в кофейню, а верхний – в маленький театральный зал со сценой. Каждый день у нее собирались жители района, которые хотели спокойно поработать, потягивая кофе. Деревянные столешницы, цветные стулья, газеты и книги на полках – приятная обстановка. Здесь часто назначали встречи молодые актеры, танцоры и музыканты, которые собирались выступить в театре. Луиза варила кофе, на скорую руку стряпала закуски, но, что бы ни делала, краем глаза непременно поглядывала на завсегдатаев. Как они работают, как говорят по телефону, как утопают в своих ноутбуках. Они были ей как родные. Порой, если кто-то из постоянных посетителей не появлялся несколько дней, Луиза места себе не находила, ждала с тревогой и нетерпением. Она знала, какой кофе они пьют. Знала, что им нравится. Ее заведение атмосферой напоминало скорее читальный зал, нежели кофейню, потому что его выбирали спокойные люди. И про каждого Луиза сочиняла историю. Однако по большей части она так никогда и не узнала бы, насколько верны ее догадки. Иногда достаточно было всего пары деталей, чтобы сюжет забрел в жуткие дебри – даже мурашки бежали по коже.

Дверь открылась, и на порог ступил мужчина лет пятидесяти с книгой в руках. В этот момент Луиза как раз выводила мелом на доске: «Морковный торт, пирог с апельсинами, пирог с баклажанами».

Посетитель заказал кофе и присел за самый маленький столик, у окна. У Луизы появились первые данные: он никого не ждал. Мужчина положил книгу на стол и, сунув руки в карманы, начал искать монеты, а Луиза тем временем прочла название: «Антология поэзии». Она вернулась к стойке и добавила к образу вторую деталь: это одинокий мужчина, который любит поэзию.

Она включила компьютер, чтобы узнать новости. Всё как обычно. Повседневные беды – удел большинства. В кафе стало шумно: вошли актеры, которые готовились к ближайшему спектаклю. Они поприветствовали ее, смеясь, и разложили свои записи на самом большом столе. Пока Луиза варила для них кофе, они оживленно обсуждали вчерашнюю вечернюю репетицию. Когда же она понесла чашки к их столу, разговоры стихли, будто актеры не хотели, чтобы хозяйка их услышала. Луиза сразу смекнула, в чем дело.

– Что случилось, ребята? Снова непорядок с бюджетом?

– По правде говоря, Луиза, декорации встали нам куда дороже, чем мы рассчитывали.

– Да не волнуйтесь вы! Мы найдем решение. Если надо, откажемся от живой музыки, – выкрикнул один парень.

– Я уверена, что вы справитесь, – успокоила их Луиза.

Зазвонил телефон, она побежала поднять трубку, но украдкой продолжала наблюдать за актерами. Луиза понимала их беспокойство. Несколько лет назад она сама оставила Севилью и фламенко, чтобы вернуться в Грецию. Родители умерли, когда она была еще маленькой. Вырастила ее бабушка. Попав в больницу, старушка держалась молодцом. Когда они созванивалась, убеждала Луизу, чтобы та даже не думала тревожиться о ней. Следуй за своей мечтой, внучка. Но Луизу мучили мысли о том, как бабушка, совсем одна, лежит в холодной палате. Она вернулась и на целые месяцы приросла к стулу у больничной койки. Луиза смотрела на бабушку, крошечную среди белых простыней, и вспоминала годы, что они провели вместе. Сначала бабушка делала вид, что очень злится: «Я не хотела, чтобы ты возвращалась. Мне лучше, когда я представляю, как ты танцуешь. Уезжай обратно к испанцам. Мне только тревожнее, когда вижу тебя здесь рядом в больнице». Но Луиза не уехала. «Если хочешь, бабуль, я буду танцевать здесь». Она встала, пристукнула каблуками, крикнула «Оле!»[13], и на соседних кроватях зааплодировали, а бабушка тихонько засмеялась в простынях. По ночам старушка тревожилась, что у внучки слипаются глаза, но Луиза понимала, как изнуряет бессонница, и рыла, рыхлила ночь своим шепотом, чтобы бабушке не было одиноко, – точно так, как делала бабушка, когда Луиза была маленькой. И что же – им удавалось отвлечься и посмеяться, и тогда Луиза пообещала, что, когда бабушка поправится, они вместе отправятся в Севилью.

Когда бабушки не стало, Луизе будто подрубили корни. Можно было уезжать, не думая, что оставляешь кого-то за собой. Она решила продать бабушкин дом. Покупатель быстро нашелся, но, когда дошло до подписания договора, Луиза осознала, что она не в силах уехать. В одночасье она приняла решение: останется в Греции, а свою страсть к танцам, театру и музыке будет питать тем, что превратит дом в площадку для маленьких трупп.

– Пусть мы будем голодать, зато спектакль состоится!

Парень забылся и выкрикнул эти слова еще громче. Луиза улыбнулась. Он понял, что его все услышали, и с пафосом продекламировал:

– И начинанья, взнесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия[14].

Все рассмеялись, парень поклонился, завсегдатаи похлопали. Актеры принялись собирать вещи.

– Луиза, мы пойдем наверх. Нас ждут великие дела.

– Хорошей репетиции, ребята!

Зал вновь затих. Все вернулись к компьютерам и книгам. Сегодня Театр напоминал библиотеку больше обычного. Через две недели у этой труппы премьера. В дни спектаклей Луиза задерживалась в кафе до глубокой ночи. Наверное, стоит поскорее обустроить на втором этаже кабинет, чтобы оставаться там. Тогда можно отказаться от съемной однушки на улице Судеб. И платить лишнего не придется, и всегда будет где прикорнуть на пару часов. Обычно после представлений зрители не спешили расходиться. Если найти помощника, Луиза могла бы подавать желающим легкий ужин с вином. Место тут спокойное – разве что недавно парни в черном, какая-то банда, устроили переполох и напугали жителей. Луиза боялась, что за бедностью сюда потянется насилие, и все же она выросла в этом районе, знала его с пеленок, и жизнь здесь была мирная, всегда обходилось без подобных стычек. Вот только, когда те парни ругались с Ирини, упомянули и Театр. Узнав об этом, Луиза тут же помчалась к хозяйке ларька. У той настроение было, как всегда, боевое.

– Не надо их бояться, Луиза. Им лишь бы притеснять людей и наживаться на их несчастьях.

– Мне сказали, что они говорили про Театр.

– Ну, допустим, говорили.

– Но как Театр может кому-то мешать?

– Ой, хватит, не морочь мне голову. Ты думаешь ровно так, как они хотят, чтобы ты думала. Будь здесь твоя бабушка Виктория, она пришла бы в ярость.

Луиза рассмеялась. Она назубок знала, что последует за этими словами. Во время оккупации[15] бабушка прятала в подвале у родственников семью евреев. Ей это удалось, никто про них не прознал.

– Глупышка, да если бы эти люди понимали то, что для других просто и очевидно, они бы до такого не докатились. Думаешь, они когда-нибудь бывали в театре? Фантазия их пугает.

– Ладно тебе,