Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - Майкл Ховард

Кое-кто из французских военных присматривался к действиям Мольтке. «Можете считать эту армию армией адвокатов и окулистов, – предупреждал генерал Бурбаки в 1866 году, который двумя годами ранее посетил Берлин, – но она доберется до Вены когда пожелает». Но в целом французы не считали равноценными прусскую и австрийскую армии – последняя сражалась с французами в Италии в 1859 году, – и новость о разгроме при Садове была для них громом среди ясного неба. Очевидное объяснение прусской победы, той, которая была воспринята на ура, состояло в том, что сражение было выиграно благодаря прусским игольчатым нарезным ружьям Дрейзе[11], и как только французы вооружили свою армию новыми ружьями Шаспо, заряжавшимися с казенной части, они не сомневались, что превосходство вновь будет на их стороне. Но некоторые, поумнее, и к ним принадлежал император Наполеон III, понимали, что корни побед Пруссии лежат глубже: в ее успехах в боевой подготовке армии, организованной по принципу призыва на относительно короткие сроки службы, в способности молниеносно провести мобилизацию резервистов, оперативно перебрасывать войска, в организации бесперебойного войскового подвоза к полям сражений, не допуская при этом хаоса, ставшего повсеместным явлением во французской армии в Италии в 1859 году. Чтобы справиться с таким противником, Франция должна была бы достичь новых стандартов эффективности управления войсками и ей, возможно, даже пришлось бы пересмотреть свой главенствующий принцип: относительно немногочисленная армия призванных на длительные сроки профессионалов, потому что именно на нем вплоть до настоящего времени базировалась ее военная организация.

Когда осенью 1866 года военные власти Франции исследовали ситуацию, они оценили, что потенциальная численность армии Пруссии приблизительно 1200 000 обученных солдат и офицеров. Во Франции же, согласно одной официальной оценке, под ружьем находилось 288 000 человек, часть которых вынуждены были выполнять боевые задачи в Алжире, Мексике и Риме. Необходимо было значительно увеличить численность личного состава, и Наполеон III поставил целью мобилизовать в армию миллион человек. Когда в ноябре 1866 года в Компьене состоялось совещание гражданских и военных руководителей по рассмотрению проблемы и выработке способа ее разрешения, там обозначились две диаметрально противоположные точки зрения. Одна сторона, к которой принадлежал и сам император, выступала за прусскую модель армии. Против этого возражали и военные, и гражданские. Военный министр маршал Рандон возглавил оппозицию военных и выразил глубокое профессиональное недоверие резервистам. «Основу военной организации, – аргументировал он, – составляет армия, профессиональная армия», и если в данный момент было невозможно резко увеличить ее численность, оставалось одно – продлить срок службы, в случае необходимости до девяти лет. В то же время предложение Наполеона III подверглось критике со стороны штатских. Призыв на обязательную военную службу противоречит конституции, и только Corps Lёgislatif (позднее – палата представителей) вправе определять численность регулярной армии. Министры указали на урон, который неизбежно будет нанесен сельскому хозяйству универсальным налогом. Отчеты префектов доказывали, что любое увеличение поборов на содержание армии вызовет резкое недовольство электората, от которого все больше и больше зависела самолиберализующаяся империя.

С политической точки зрения все верно – вряд ли император мог выбрать более неподходящий момент для реформ. Либеральные учреждения, которыми Наполеон III разбавлял свою авторитарную империю, достаточно укрепились и не могли просто игнорировать общественное мнение, но память о его притеснениях еще была слишком свежа для оппозиции, чтобы согласиться с ним и предлагаемыми им мерами по укреплению вооруженных сил, с помощью которых он осуществил в декабре 1851 года государственный переворот (и в декабре 1852 года провозглашен императором), и которые продолжал использовать как инструмент правления. Более того, фиаско в Мексике тоже не выветрилось из памяти общественности – где гарантия, что и армия нового типа не окажется вовлеченной в новые аналогичные авантюры? Вокруг ядра протестующих группировались те, чьи коммерческие, экономические, аграрные да и просто гедонистические интересы оказались бы неизбежно задеты увеличением военных расходов, в то время как эти силы в течение пяти лет боролись за их сокращение.

Для процветающей и просвещенной буржуазии середины XIX века во Франции война представлялась немыслимой. Превалировали обвинения в ее адрес, все чаще и чаще раздавались голоса за полный отказ от военных действий, как способа решения политических проблем. Международная лига мира[12], среди членов которой были наиболее уважаемые представители общественности Франции, проводила ежегодные конференции протеста против бремени гонки вооружений и за растущее содружество наций. Наполеон столкнулся с оппозиционными настроениями, с теми же, с которыми пришлось столкнуться и королю Вильгельму I в Пруссии шестью годами ранее и справиться с которыми он сумел лишь при помощи жесткой позиции Бисмарка. Десятью годами ранее Наполеон III, возможно, действовал бы так же, но теперь было уже слишком поздно. Сам император был пожилым и больным человеком; герцог де Морни, единственный, кто, возможно, и мог его поддержать, уже умер, да и сам Наполеон III зашел слишком далеко по пути конституционной системы правления, чтобы попятиться. Французским военным приходилось действовать в узких рамках политически возможного – народ считал каждый потраченный на армию су, не доверял правителям и не проявлял единства внутри себя.

Конференция в Компьене зашла в тупик, но выход подсказывал один из ее участников, маршал Ниель, не отделявший военные проблемы от политических и чье умение вести аргументированные дебаты обеспечило ему репутацию одного из немногих, кто был способен осуществить военную реорганизацию в необходимых масштабах. Решение, предложенное Ниелем, состояло в том, чтобы возродить национальную гвардию, которая выполняла бы те же задачи, что и ландвер в Пруссии. Традиции национальной гвардии были несколько другими. Основанная как буржуазный инструмент в целях поддержания порядка в начале Французской революции, а позднее вошедшая в состав революционной армии, она реформировалась и Наполеоном I, и Людовиком XVIII, и Луи Филиппом, но всегда ее роль сводилась к обеспечению порядка и защиты собственности внутри страны, то есть борьба с «внутренним врагом». Членство в ней ограничивалось имущими классами до 1848 года, когда это ограничение было отменено, и части из Фобур-Сент-Антуана в июньские дни ожесточенно сражались против правительственных войск. Для диктатуры Луи Наполеона (который после переворота стал Наполеоном III) национальная гвардия была постоянным источником проблем и как инструмент средних классов, но больше всего как нация с оружием в руках; и вскоре после совершенного им в 1851 году государственного переворота он решил вообще распустить ее.