Дерзкая пленница - Вирджиния Хенли

И пока он не уехал, Лили не давала воли слезам.

— Лили, ступай в кладовую и принеси масла восковницы, — сказала леди Элисон. — Оно излечит эти синяки. Если твое тело в таком же состоянии, как и руки, то надо немедленно что-то делать.

Жаль, что я не подумала об этом раньше, дорогая. — Она грустно посмотрела на дочь. — Жаль, что я о многом не подумала раньше.

Когда леди Хильда прибыла в Годстоун со своей служанкой Норой, леди Элисон была поражена ее видом. Отведя Нору в сторону, она спросила тихонько:

— Как ты думаешь, можно уговорить ее лечь в постель прямо сейчас? Она очень плохо выглядит. Силы пригодятся ей в недалеком будущем. Как, впрочем, и всем нам.

— Думаю, леди Хильда будет рада прилечь. Она всю дорогу плохо себя чувствовала, — поддержала Нора хозяйку Годстоуна.

Элисон бодро проговорила:

— Пойдем, Хильда, твои покои готовы, и я уже велела развести там огонь. Я хочу, чтобы ты отдохнула. Я побуду с тобой немного, и мы поговорим. Ты расскажешь, что тебя так тревожит.

— Меня тревожит война, Элисон! Когда я была девочкой, война отняла у меня отца, теперь она хочет отнять сыновей. Это — исчадие ада! Ее ничем нельзя насытить. Я больше никогда не увижу своих сыновей живыми! — воскликнула она.

— Что за чушь! — засмеялась Элисон с уверенным видом, хотя на самом деле никакой уверенности не испытывала. — Сотни лет захватчики пытались покорить твою любимую Англию, и им это не удалось. Войско саксов непобедимо! Оно обратило в бегство норвежцев, а теперь погонит норманнов. Твои сыновья — мужчины, они сами о себе позаботятся. — Она переменила тему: — Расскажи о себе. Ты прихварываешь, да?

Хильде помогли лечь в постель. Нора укрыла старуху одеялами и принесла кружку меда.

— Знаешь, мне как-то приснился страшный сон: будто у меня в груди заноза, — сказала Хильда устало. — И с тех пор он время от времени снится мне. Сон такой живой, что я прямо чувствую эту занозу. Я ощупала себя очень тщательно, и хотя не нашла никакой занозы, но, кажется, обнаружила катыш.

Леди Элисон похолодела, но с улыбкой сказала:

— Позволь мне взглянуть, Хильда. Верно, это что-то вроде «ложной мышки». У нас у всех она появляется время от времени. Это просто кусочек хряща, он сам по себе появляется и так же таинственно исчезает.

Когда пальцы Элисон нащупали твердый комок, ее худшие опасения подтвердились, но она спокойно обронила:

— Да, как я и предполагала, это «ложная мышка».

— Какое счастье, Элисон! — отозвалась старая женщина, закрывая глаза.

— Нора, пойдем в кладовую, я дам тебе успокоительное питье, чтобы Хильда лучше спала.

По дороге в кладовую леди Элисон предупредила Нору:

— Боюсь, что дела леди Хильды плохи. Ей больно, хотя она и пытается это скрыть. Но очень скоро боль станет нестерпимой. К счастью, у меня в саду растет белый мак. Когда цветы опадают, вот как сейчас, остается семенная коробочка. Она наполнена горьким молочком. Если его смешать с медом и водой, то получается питье, которое, как по волшебству, снимает боль и дарует благословенный сон. Но предупреждаю: не добавляй больше половины унции. Как бы она ни просила.

— Это ее вылечит? — с надеждой спросила Нора.

— Боюсь, что нет.

— Понимаю, — отозвалась служанка с грустной покорностью.

Нормандские захватчики численностью от пяти до семи тысяч человек высадились на берег Англии. Вильгельм, герцог Нормандский, предусмотрительно перевез через пролив лошадей, чтобы иметь конное войско. Он осматривал временные постройки, возведенные его плотниками, когда во весь дух прискакали два его разведчика.

— Сир, мы заметили английское войско. Поначалу нам показалось, что воинов немного, но число их быстро растет.

Вильгельм выпрямился во весь свой рост — пять футов и десять дюймов[2].

— Где они? — страстно выдохнул он. Герцог был так уверен в неограниченности своих прав на Англию, что даже тени сомнения в успехе не возникло в его душе.

— Примерно в семи милях отсюда, сир, на северных склонах города Гастингса.

— Прекрасно! Мы обнаружили саксов тринадцатого числа, в пятницу, а это верный признак, что им не везет, — заметил он проницательно. — Собрать в мой шатер всех рыцарей и предводителей пеших отрядов! — приказал он. — Нельзя терять ни минуты!

Войдя в шатер, Вильгельм нашел там двух своих единокровных братьев, погруженных в беседу. Робер, граф Мортен, был самым красивым в семье, в то время как Одо, епископ из Байе, телосложением походил на медведя, что никак не соответствовало его сану.

— Враг обнаружен. Завтра будет битва! — коротко объявил Вильгельм.

— Стоит ли так спешить? Успеют ли наши люди подготовиться? — спросил Робер. — Лучше все проверить, чем потом сожалеть.

— Коль скоро они не готовы сейчас, они никогда не будут готовы, — твердо сказал Вильгельм. — Наши люди отдохнули. А люди Гарольда только что побывали в бою с норвежцами. И им пришлось пройти полстраны, чтобы встретиться с нами. Полагаю, что мне нет нужды описывать, в каком состоянии пребывают его войска.

— Ты так уверен в своих собственных? — прервал его Одо. — Единственный способ ведения боевых действий, известный им, — это осада крепостей. В открытом бою они никогда не сражались.

— Все решается просто, — ответил Вильгельм, — биться и выжить — или биться и умереть! — Наконец все военачальники собрались, и он многозначительно произнес: — Саксы прибыли! — Гул голосов мгновенно стих. — Завтра на рассвете мы выступаем им навстречу. Нас меньше числом, но наши воины лучше вооружены и обучены. Мы полны сил, и мы жаждем покорить эту страну. — Он сделал паузу, чтобы все хорошенько усвоили эти слова, а потом объявил: — Я готов выслушать предложения относительно плана боя.

Ответом ему был целый хор голосов. Каждый норманн горел нетерпением показать себя перед вождем. Вильгельм умел быстро принимать решения. Не прошло и часа, как план был готов. Постановили разделить войско на три части: Вильгельм, Робер де Мортен и Одо будут сражаться в центре, вместе с норманнами самого высокого звания. Правый фланг будет состоять из норманнов не столь знатных, а левый — из уроженцев Бретани.

— Мои разведчики донесли, что у саксов мало лучников. Когда они увидят, какой урон им могут нанести мои стрелки, они проклянут все на свете! — коротко засмеялся Вильгельм.

Он был тяжелый человек, многие ненавидели его и боялись, но как военного вождя уважали все.

В субботу четырнадцатого октября рассвело рано, но еще до первого света нормандское войско было построено, чтобы выслушать обращение Вильгельма. Гарцуя на своем красивом боевом коне, Вильгельм окинул горящим взором свою рать и вдруг почувствовал, как неизъяснимое волнение охватывает все его существо. Он понимал, что должен передать это волнение и воинам, должен каким-то образом вдохнуть в них свою силу, убедить этих людей, что победа — это их единственный путь. Широким жестом Вильгельм снял своя шлем и выразительно помолчал, пока приветственные крики не затихли.