Три котла красноармейца Полухина - Анатолий Сорокин

Так прошло ещё два дня. Без карты Саша не мог сказать, где они сейчас находятся, единственное, в чём он был твёрдо уверен, — что курс на северо-северо-восток твёрдо выдерживался. Но от него также не ускользнул тот факт, что скорость их передвижения сильно упала: хорошо, если за сутки удавалось пройти восемь-десять километров. Родион часто выпасал похудевших лошадей, да и бойцы сами отнюдь не поправились на «диете» из сухарей, грибов и ворон. Необходимость наведаться в населённый пункт за припасами становилась всё более очевидной, только лес никак не кончался. У всех создалось впечатление, что и войны-то нет — за прошедшее время не было слышно ни далёких раскатов от артиллерийских залпов, ни гула авиационных моторов. Пространство вокруг них заполняли звуки переклички невидимых птичьих стай, летящих или только собирающихся лететь на юг. Саша ещё мог оценить суровую красоту среднерусской природы, но и за ней он большей частью хотел бы увидеть что-то съедобное. Но любые попытки добыть дичь, отличную от ворон, неизменно оканчивались провалом. Хороший охотник должен и знать, и уметь многое, чтобы незаметно подобраться на дистанцию верного выстрела. Эволюция в течение многих сотен поколений выработала у диких животных и птиц хорошее чутьё, так что простой хруст ветки под сапогом заставлял их сразу же насторожиться, а неудачный выстрел надёжно отпугивал их от «охотников».

Поэтому ещё день спустя красноармеец Полухин решился на одну из самых странных охот, которые только проводились во всём мире. Продвигаясь в заданном направлении, упряжка вышла из леса, но надежды найти населённый пункт развеялись, когда выяснилось, что открытое место — всего лишь большая прогалина посреди соснового массива. В бинокль на другом её краю Саша обнаружил то ли маленькое озерко, то ли огромную лужу, а в ней целую стаю диких уток. Расстояние до этого водоёма он определил от сотни до двухсот метров. Подстрелить с такой дистанции дичь из винтовки нереально, а подбираться поближе — в свете свежего опыта верный способ её безвозвратно спугнуть. Но ведь пули есть не только в унитарных винтовочных патронах, но и в шрапнельных для пушки. Более того, в последних пуля не единственная, а больше двух сотен на один выстрел. Это и навело Сашу на мысль попробовать выпалить из пушки, если не по воробьям, так по уткам шрапнелью. А вдруг удастся зацепить пару-тройку тушек? Риск в этом был только в плане выдать себя противнику, но прогалина была окружена лесом со всех сторон, а деревья и их листва неплохо гасят проходящие через них звуки. К тому же одиночный выстрел в условиях военного времени не всегда привлекает особое внимание: мало ли что послужило ему причиной. Вот перестрелка — это уже другое дело.

Поразмыслив над всем этим, Саша тихо скомандовал подготовить пушку к выстрелу Стараясь максимально не шуметь, систему расчехлили, зарядили шрапнелью и навели на берег этой лужи, то ли озера. Рядом с перекрестием панорамы на суше был виден селезень с тремя утками, ещё несколько плавали или ныряли за пищей. Дистанционную трубку установили «на картечь», так, чтобы вышибной заряд сработал сразу по вылете из ствола. Подобным образом наставления предписывают бороться с вражеской пехотой или кавалерией, непосредственно насевшей на орудие. А вот так использовать боеприпас с готовыми поражающими элементами против пернатой дичи, по всей видимости, никто до того не пробовал. Вручив Родиону конец спускового шнура, Саша поднёс бинокль к своим глазам и дал отмашку рукой. Последовал выстрел и вслед за ним хлопок вышибного заряда, облако дыма от которого закрыло часть озерка в поле зрения. Но и без того было видно, как мгновение спустя на берегу и на воде поднялось и опало много фонтанчиков от попадания туда шрапнельных пуль. Утиная стая с истошным кряканьем взвилась в воздух, но в бинокль виднелись две оставшиеся на суше тушки. Подойдя к воде, в ней нашли ещё одну убитую птицу, которую достали длинной палкой. По пути назад к орудию обнаружились друг за другом дистанционная трубка, стержень с диафрагмой и корпус от самой шрапнели. На всякий случай их зарыли в землю, чтобы враг даже в теории не мог определить источник выстрела.

Уже привычно изготовили пушку к походу, взяли её на передок и побыстрее ушли с места своей утиной охоты. Родион говорил лошадям: «Потерпите немного, будет, будет вам отдых». Лес стал редеть, и пришлось поискать место для ночёвки, где упряжка и костёр были бы хорошо укрыты от наземного и воздушного наблюдения. Пока Самойлов-старший с немалым опытом ощипывал и разделывал тушки, а затем готовил из них похлёбку с грибами, Саша предпринял небольшую разведку. Открытое пространство было недалеко, и где-то в километре-другом в наступившей темноте засветились огни деревни. Она была крупнее той, где жили Макарыч и Татьяна Лазаревна. Красноармеец Полухин тщательно осматривал в бинокль каждый дом: надо было понять, кто в населённом пункте хозяин. Но единственное, что удалось выяснить, так это отсутствие в нём автотранспорта или боевых машин с зажжёнными фарами. Также во время наблюдения слух уловил далёкие раскаты канонады — значит, передовая была уже относительно недалеко. Вернувшись к своим, Саша впервые за последние дни неплохо поел — утятины было достаточно, да и вкус у неё был несравним с варёными воронами. Детальное знакомство с положением дел в деревне он решил отложить на завтра, хотя ночью можно было бы без проблем незаметно туда пройти. Но усталость брала верх, и сон его одолевал прямо на ходу. Поскольку для завтрашнего довольно опасного дела ему надо обязательно быть свежим, то ночной караул пришлось нести только братьям Самойловым.

Рано утром Саша занялся приготовлениями к разведке. Он перепроверил ППД и наган, взял три магазина для пистолет-пулемёта и запасные патроны для револьвера, нож и бинокль. Родиону и Илье он скомандовал быть наготове к походу и уходить в лес, если в деревне случится перестрелка. Если он не вернётся до конца дня, то дальнейшее представляется на их усмотрение. В случае решения оставить пушку её надлежало безвозвратно испортить. Бывший студент детально объяснил, как это сделать: надо было выстрелить из орудия с насыпанными в канал ствола землёй и камнями с помощью длинного шнура, а самим перед этим вырыть окоп в полный рост и спрятаться в нём. Перед расставанием братья только и сказали: «Ну, Саш, ни пуха тебе, ни пера!»

С крайней осторожностью красноармеец Полухин приближался к деревне. Однако с её стороны не было слышно ни чужой речи, ни звука моторов, только время от времени кудахтали куры да слышны были удары топора — кто-то колол дрова. Прижавшись к забору, Саша наблюдал за тем, как женщина средних лет разговаривала с девочкой лет десяти-одиннадцати:

— Мама, а скоро немцев, барона и Стеценко Красная армия прогонит? Я в школу хочу! И козочку нашу, Белочку, надо спасать!

— Дочка, тише! Хочешь, чтобы тебя атаман услышал?

— А он сейчас вместе с Торцевым в своей избе сидит и нас не слышит! Я сама видела! Скоро наши солдаты придут? Ведь Красная армия всех сильней!

— Не знаю, Анечка, не знаю!

Момент для вмешательства был просто подходящий, и Саша открыл со скрипом калитку. Девочка с радостью закричала «Ура!», увидев красноармейца в пилотке со звёздочкой и с пистолет-пулемётом в руках, а в глазах её мамы отразился страшный ужас. Аня мёртвой хваткой вцепилась в рукав гимнастёрки, так что бывшему студенту пришлось её подхватить, чтобы поскорее занести в дом, попутно прикрывая её рот свободной рукой. Женщина, всё ещё страшно напуганная, прошла за ними. Она по-прежнему так ничего и не могла сказать, только всё всхлипывала и всхлипывала. Впрочем, рассказ девочки очень быстро прояснил ситуацию.