Три котла красноармейца Полухина - Анатолий Сорокин

Десять дней назад в деревню заявился передовой отряд моторизованных частей гитлеровцев. Они отметились «всего лишь» тем, что изнасиловали молодую школьную учительницу с одной из старшеклассниц, избили пожилого колхозника и забрали всю ту живность и еду, которая попалась им на глаза. Всё было проделано с такой быстротой, которая выдавала богатый опыт в такого рода злодействах. Но в полной мере беда пришла, откуда не ждали. Деревенский плотник Стеценко неделю спустя вдруг объявил себя «атаманом» и установил свои собственные порядки, возгласив, что действует во имя немецкого барона фон Бергманна! Опорой ему служили шестеро подручных, которые уклонились под разными предлогами или скрывались от призыва в Красную армию, — на селе спрятаться и переждать опасное время не так уж и сложно. Местные только удивлялись: как такое могло прийти в голову весьма недалёкому плотнику и что это за барон такой? Но хлебнувший на радостях самогона «помощник атамана» уже вечером того дня выболтал всю подоплёку происходящего, которая оказалась сколь невероятной, столь и реалистичной.

Эту часть печальной истории рассказала уже мать Ани, немного пришедшая в себя. Долгое время в деревне жил пасечник Андрей Горцев, тихий такой мужчина лет под шестьдесят. Говорил он с заметным акцентом и как-то иначе, чем остальной люд, но в пчеловодстве разбирался знатно, и никто не сомневался, что живёт он своим честным трудом. Работал единоличником, тихо, не шиковал, хотя доход у него имелся, и, по слухам, он где-то схоронил кубышку с золотыми царскими червонцами. Но батраков не держал, всё делал сам, все налоги с хозяйства платил, так что ни фининспектор, ни даже оперативный уполномоченный НКВД к нему претензий не имели. Иногда в правлении колхоза Горцев просил, чтобы ему помогли с ульями или ещё с чем серьёзным, рассчитываясь первоклассным мёдом, а Стеценко нередко приходил к нему участвовать в тех работах.

За день до прихода немцев в деревне исчезло электричество и перестал работать телефон. Послали человека в правление колхоза выяснить причину, а тот так и не вернулся. А потом нагрянули гитлеровцы, и дней пять люди жили в абсолютном вакууме власти: связи с внешним миром не было, не появлялись ни оккупанты, ни красноармейцы. Селяне просто не знали, что хотя враг и продвинулся далеко вперёд, но стал испытывать первые затруднения в своём «блицкриге», а потому одну часть предназначенных для тыловых нужд войск бросили на передовую, а другую передали в распоряжение айнзацкоманд, охотившихся на евреев и коммунистов. Для удалённой деревни, не имевшей никакого значения в планах наступления и в логистике, решили выделить коменданта и гарнизон по мере возможности, которая пока так и не открылась. И в такой во всех смыслах «серой зоне» пасечник Горцев проявил свою истинную сущность.

Дело было в том, что именно этот человек и оказался самым настоящим «фон-бароном» из Прибалтики. Он принадлежал к древнему роду остзейских немцев и до революции величался как Андреас Готтлиб фрайхерр фон Бергманн. Титул «фрайхерр» собственно и обозначал баронское достоинство. После ухода Русской императорской армии из Риги он активно сотрудничал с пришедшими немцами, стал важным чином в новой администрации, за него хлопотали перед кайзером дальние родственники-аристократы из Шлезвиг-Гольштейна. 1918 год стал для барона страшным ударом: Германия капитулировала, за участие в боевых действиях в рядах немецкого фрайкора новые латвийские власти отобрали у него поместье и неофициально даже назначили плату за его голову. Волей случая ему не удалось бежать в Восточную Пруссию, но с кейсом золотых монет и фамильными драгоценностями он нашёл пристанище в Советской России, где за сколько-то червонцев справил себе документы на имя Андрея Горцева. Будучи в прошлом помещиком, фон Бергманн имел хобби — разводить пчёл, а потому оборудовал по всем правилам и новым веяниям в те «благословенные» времена в своих владениях пасеку, выписывал журналы с книгами по теме и угощал на раутах своих гостей собственноручно добытым мёдом. Теперь ему это пригодилось по полной. Под личиной тихого и работящего пасечника бывший аристократ терпеливо ждал либо шанса более-менее без подозрений уехать в рейх, либо пока солдаты рейха не придут к нему сами. И вот теперь его голубая мечта сбылась.

Поначалу гитлеровцы чуть было его не убили прямо на пасеке, но истошные вопли на чистом немецком языке привлекли внимание обер-лейтенанта, командовавшего передовым подразделением. А уже спустя пять минут бравые солдаты вермахта стояли перед Торцевым по стойке смирно, отдавая нацистское приветствие. На надетом пиджаке, за неимением фрака или парадной военной формы, теперь красовались баронские регалии и ордена кайзеровского «второго рейха». Обер-лейтенант, из молодой поросли прусского дворянства, с благоговением слушал упоминание о некоем графе из штаба Африканского корпуса, который знал и его дядю, и стоящего перед ним фон Бергманна. Пока нижние чины с удовольствием уплетали дарованный им бароном мёд, почтенные аристократы обсуждали план дальнейших действий. Он, собственно, и предусматривал превращение пасечника в господина, если в ближайшие два дня в деревню не прибудут немецкие комендант и гарнизон. Затем надлежало найти пособников для оккупантов, изъять у селян скот и продукты, подготовив их к передаче в ведение заготовительной команды вермахта, а попутно «нейтрализовать» любых нежелательных элементов. Выдав дополнительные охранные документы господину барону на пару с трофейным советским пистолетом ТТ, обер-лейтенант с подчинёнными направились в деревню в распрекрасном расположении духа. Видимо, поэтому «герои-арийцы» и обошлись без убийств, ограничившись «лишь» побоями, грабежом и изнасилованиями.

В качестве пособников аристократу как раз достались Стеценко и его присные, причём задёшево. Пистолет и пара золотых червонцев вместе с обещаниями похлопотать за них перед немцами в один момент купили их весьма сомнительную верность. Плотник, подобострастно называя фон Бергманна «ваше сиятельство», абсолютно неуместным по отношению к барону обращением, тоже решил изобрести себе титул. А поскольку родом он был «с югов», то ничего лучше для себя, чем «атаман Стець», этот кандидат в полицаи так и не придумал.

Стремясь выслужиться перед фон Бергманном и будущими хозяевами, новоявленный атаман убил топором единственного коммуниста в деревне — старого счетовода. От такого господин барон только поморщился, но расценил это как допустимую вещь, поскольку он и в самом деле считал немцев высшей расой, а славян — недочеловеками, обуреваемыми примитивными животными инстинктами. Как, кстати, и любых прибалтов: в его сознании кровоточила память об отобранном ими поместье под Ригой. Ошалев от вида крови, Стеценко решил, что той же участи заслуживает и молодой парень-агроном, муж учительницы, на которую «атаман» сам имел виды. Из-за слабого здоровья его не взяли в армию даже в военное время, поэтому он остался в колхозе в эти страшные дни. Но тут озверевшему убийце пришлось резко умерить свой пыл: фон Бергманну для будущего поместья очень был нужен понимающий в сельском хозяйстве человек, а его жена великолепно сойдёт на роль экономки и для постельных утех высокородного аристократа. Но барон не возражал против «отжатия» любых других чужих жён, чем «атаман Стець» в тот же час незамедлительно воспользовался. Свысока глядя на его поведение, новоявленный властелин местного масштаба только утверждался в своём мнении о славянах-«недочеловеках».