Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк - Элизабет Гуслан

Эта чернокожая красавица стимулировала воображение Жана Поля: он видел ее в образе африканской богини, в балахоне с закрывающим глаза капюшоном, открытой благодаря декольте спиной и обнаженными упругими ягодицами. Для нее он придумал сетчатое платье невесты из белых кружев и ивовых прутьев. Благодаря ему она превратилась в профессиональную модель, и занятие это подходило Айтиз как нельзя лучше. Однажды она появилась вместе с ним на коктейльной вечеринке у Ива Сен-Лорана в таком сногсшибательном туалете, и все решили, что наряд был создан именно Сен-Лораном. Вовсе нет – автором был Готье! Молодой модельер торжествовал. Незаменимая Айтиз была готова ради него на все: днем она продавала его эскизы в квартале Сантье, а вечерами, полностью покоряясь Готье, послушно исполняла все творческие причуды кутюрье. «Есть один нюанс: я не просто была в него влюблена, я была от него без ума!»

Они работали в ателье, оформленном в стиле хай-тек. Франсис придумывал светящуюся бижутерию, часы из каучука, аксессуары электропоп в эпоху, когда еще царили хиппи и были в моде свободные платья от Лоры Эшли, африканские ожерелья и фольклорный стиль битников! Жан-Поль, Франсис и Дональд опережали моду лет на пять. Они предвосхитили восьмидесятые, времена глянцевой, но разнузданной моды, цинизма и изысканности, черного винила… Родилось это пророческое видение стиля в Лондоне. Жан-Поль обожал Карнаби-стрит, где чудили безумные юнцы, шикарный и богемный район Портобелло и тот особый british touch[38], смесь художественных стилей, который невозможно было ни с чем перепутать. Ему нравилось разглядывать витрины в Ковент Гардене и Ноттинг Хилле, ходить на концерты и пополнять радикальными новинками свою дискотеку.

Лондон очень сильно на него влиял. Там он обнаруживал новый стиль, новые привычки, новую манеру танцевать, ходить, подниматься на сцену. Все его кумиры имели англосаксонское происхождение. Как-то вечером в театре он посмотрел мюзикл, по мотивам которого позже сняли фильм, ставший культовым midnight movie[39] на три десятилетия. По сюжету робкая девушка Джанет, которую играет Сьюзан Сарандон, однажды в ненастную ночь попадает в странное поместье. Она и очкарик Брэд, ее будущий супруг, встречаются там с существом непонятной сексуальной ориентации, одетым в плащ графа Дракулы, корсет, пояс для чулок и сетку для волос на голове. Профессор Франкенфорт с непередаваемой иронией объясняет двум простакам, что он «милейший трансильванский трансвестит». Его выступление напоминало арию из рок-оперы. Трансвестита играл актер из труппы Королевского шекспировского театра, у него была вихляющая походка Боуи и рот Джаггера. В экранизации этого комедийного английского мюзикла, фильме «Шоу ужасов Рокки Хоррора», вместе с Сьюзан Сарандон сыграл Тим Карри, настоящая легенда. На Жан-Поля мюзикл произвел потрясающее впечатление, он его просто полюбил. В театре веял ветер безумия. Он потом вспоминал, что «это было ни на что не похоже, что это была раскрепощенная, смешная до колик смесь фильма ужасов, мыльной оперы и концерта поп-музыки под девизом “секс, наркотики, рок-н-ролл”». И Тим Карри ему необычайно понравился: первые мужские коллекции Готье будут полностью соответствовать ужасающему и нелепому образу «милейшего» ученого-трансвестита, прибывшего на Землю из галактики Трансильвания.

От Джерри Холл до Элиса Купера и Брайана Ферри, от «Заводного апельсина» до Твигги и Вивьен Вествуд… Он размышляет, рисует и выстраивает свои концепции в английском духе, непроизвольно противопоставляя британскую скрытность французской зашоренности. «Надо сказать, что все, что окружало меня тогда – люди, их движения и жесты, рок-концерты, кино, – я тут же воплощал в образы, в то, что называют look[40]. Это павловский рефлекс – такова реакция созидателя моды. Все мои увлечения, в основном, носили визуальный характер. Исходя из этого, я пришел к выводу, что большинство французских дизайнеров имели склонность к самоудовлетворению. Так называемый шик был альфой и омегой в Париже». Но этот старомодный фетиш получил в 1975-м сокрушительный удар. А верные ему франты не сразу даже поняли, что произошло. Как ни парадоксально, но именно один из них, образец парижской элегантности, небожитель олимпа шика, забил тревогу первым. С высоты своей башни из слоновой кости на авеню Марсо Ив Сен-Лоран, обожаемый мэтр, провозгласил в 1971 году, что Высокая мода умирает, выживает из ума и что он больше не желает иметь с ней ничего общего. Оказывается, тот человек, которому модный дом «Диор» выражал в шестидесятые годы признательность за то, что он щедро сдабривал экзистенциализмом и духом битнечества шествия манекенщиц на подиумах авеню Монтень, твердо верил в прет-а-порте, этот субпродукт, к которому в мире от-кутюр всегда относились как к стандартному эрзацу. Готье тоже осознал, что будущее за ready-to-wear[41]. Троица тем временем готовилась к своей первой демонстрации креативности. А работа для «Майагор» и меховщиков из «Шомбер» немного помогла финансовой стороне их проекта.

Но рассчитывать только на это было смешно. Денег не хватало, и всем было понятно, что для продолжения работы нужно найти какого-нибудь мецената. Менуж как-то услышал разговор об организации «Художники и промышленники», стартовой площадке для молодых талантов. Создали и возглавляли этот проект Дидье Грумбах и Андре Путтман. Их подопечными были, в частности, японец Иссей Мияке и эксцентричный Жан-Шарль де Кастельбажак. А почему бы и ему не попробовать? Жан-Поль подготовил железную документацию. Там были его эскизы и теоретические выкладки, рассуждения о стиле и его философия моды, вмещавшая весь полученный опыт. Уличный стиль, общественные условности, нарождавшийся авангард, все новые формы искусства: кино, музыка, живопись, городское граффити. Так культура, отражающаяся в стиле одежды – это было радикальное новаторство. Ее влияние до этого можно было увидеть только в разных направлениях искусства. Никогда еще он не готовил так тщательно ни один проект, но «Художники и промышленники» его не приняли. Менуж и Потар сделали вывод, что нужно самим пробивать себе дорогу, все делать самостоятельно, устраиваться по ситуации, мобилизовать друзей – а их было уже достаточно – и открывать свое шоу.

Октябрь 1976 года. Для показа пришлось снять помещение под самым куполом музея, нищета да и только! Иначе это не назовешь, когда понимаешь, что речь шла о новом слове в мире моды. Парижане еще не знали, что сейчас станут свидетелями первых шагов мастера, который в будущем превратится в безусловного лидера. Но кто мог тогда это предположить. Его идеи заполонят умы, ему станут подражать, его наряды захотят иметь у себя все. Задел на тридцать лет, однако наедине с собой молодые наглецы не слишком хорохорились. Жан-Поль помещал огромное количество разных ингредиентов в свой творческий миксер, чтобы получился невиданный прежде коктейль. Дешевые ткани, купленные на рынке Сен-Пьер, индийский шелк, льняные скатерти, рафия (как, интересно, примет эту идею Жани Саме из «Фигаро»?), «электронные украшения», придуманные Франсисом, болеро, украшенные выполненными вручную аппликациями, швы наружу… В спешном порядке была привлечена консьержка, которая взялась связать пуловеры для двух любезных молодых жильцов с четвертого этажа, чтобы помочь им закончить их причудливую коллекцию. В целом коллекция напоминала одновременно и набор полученных в рамках благотворительности предметов, и уроки рукоделия в старших группах детского сада. Work in progress[42], как говорят англичане, мастерская для одаренных разгильдяев, практикующих реди-мейд дадаистов со школьного двора. А остальное – нечто среднее между лабораторными опытами и импровизацией. Но было мало денег, чтобы нанять манекенщиц. Анна приводила своих подруг. Они работали ради забавы, for fun. Общий друг, работавший у Александра, занимался прическами. В тот же день, и даже почти в то же самое время, проходил показ Эммануэль Кан, представлявшей новую коллекцию прет-а-порте. Зал не мог вместить всех желающих. Это была невероятная удача. Жан-Полю удалось пригласить к себе всех журналистов, не попавших на показ коллекции Кан. В результате его зал тоже оказался переполненным, и с первых же номеров его группы все мгновенно подпали под его обаяние, между всеми happy few[43] возникло нечто вроде сообщества, и они сдались на милость забавного кутюрье. Статьи появились даже в «Монд» и «Фигаро». Весь следующий месяц в шикарнейшем бутике «Виктуар» маленькие вязаные трико, плод стараний доброй консьержки, буквально вырывали из рук продавцов. Это стало потрясением, о котором сегодня Жан-Поль предпочитает говорить так: «Это был полный провал». Провал, который надо было превратить в ударную волну. Троице, как всегда, не хватало денег, и она решила на этот раз поднять занавес во Дворе чудес, кафе-театре.