Кейн Черный Нож - Мэтью Стовер

Тиркилд ответил с искренним сожалением: - Это Пинхолл.

Я снова предвидел. И снова зазря. Он бил другой рукой. Что не легче.

Я лежал на спине, когда открылись глаза. В мускулы правой половины шеи вцепилась стая бешеных белок. Я не видел их. И не слышал и не чувствовал, слабо поводя рукой. Но эти мелкие твари были полны энтузиазма. Высокопроизводительного.

Бежевое пятно, вполне могущее быть лицом Тиркилда, висело где-то над головой.

- Боюсь, не миновать мне Малого Искупления за сии дела. - Его голос был размыт и широк, как океанский прибой. - Фримен Шейд, должен сказать вам, что по чистой случайности - печальной для вас - мой дражайший отец, Рыцарь куда более славный и благородный, нежели моя жалкая особа, был подло убит. Ассасином из Монастырей. Теперь вы понимаете лучше?

Камень становился плотью и обратно, мои руки и ноги спазматически дергались; я не мог даже пошевелиться. - Будь я... проклят...

- Да, знаю, это черный грех, обвинять человека за преступление его брата; но я понял, что не смогу противостоять радости. Хоть чуть-чуть. Отсюда и ожидание Малого Искупления, о котором я упоминал. В некоем грязном уголке души я нахожу надежду, что вы продолжите играть в увертки и бросать нечестивый вызов, дабы я мог применять Руку Хрила к вашей грешной голове, пока из глазниц ваших не выльются остатки гнусных монашеских мозгов!

Тело вспоминало и напоминало о себе. Я обратил это себе на пользу, обвившись вокруг медицинбола из колючей проволоки, что вырос под ребрами.

- Мне будет так жаль... жаль вашего папу и вашу грязную душу и так далее... - Струйка крови изо рта тянулась к камням пола. - Если вы не выбьете из меня все дерьмо вместе с...

- Встать можете?

- А нужно?

- Вам не понравится использование сапога.

- Я и от рук не фанатею. - Я выставил свою руку. - Ладно, погодите. Сдаюсь. Дайте пару секунд на передых, а?

Тиркилд развел руками, сочувственно улыбаясь.

Я нащупал одну из каменных скамеек у стены и вполз на нее. Камера кружилась, стены напирали, живот свело; я встал, проковылял мимо стражника к медной вазе в углу, чтобы решительно избавиться от сыра, орехов и сухофруктов, коими перекусил час или два назад.

Снова упав на колени, опершись на вазу, я выблевал кровью. - Имеет ли значение, если я расскажу правду?

- Каждое правдивое слово удаляет одно пятно с вашего смрадного сердца, - довольным тоном сообщил Тиркилд.

- Никогда не слышал о говенном Лике Свободы, пока вы не произнесли эти два слова.

- Давайте, фримен. Не испытывайте мое терпение.

Я собрался с силами и встал, шатаясь. - У тебя тоже есть чувство истины, сраная башка. Я вру?

Тиркилд вздохнул. - Фримен Шейд, вам ли убеждать меня, будто чувство истины Нашего Владыки Отваги нельзя обмануть темной магией эльфов?

Рвотный узел в брюхе завязался сильнее. - Эльфов?

- Теперь вы попытаетесь сказать, что эзотерик из Анханы случайно наносит визит Орбеку Черному Ножу из Анханы прямо сейчас?

- Анхана?.. Чтоб меня. - Я поднес руку к глазам. - Поиметь меня как юного козла. Лик Свободы. Проклятая Кайрендал.

- Ага, вот. Видите? Возможно, вы все же поделитесь истиной.

- Что ж, скромнице-истине, похоже, требовалось набраться храбрости, чтобы высунуть нос на божий свет.

Он побуждающе протянул ко мне дубовые руки. - Расскажите об этой Кайрендал.

- Вот дерьмо. Спросите о чем другом. Ненавижу эту чокнутую шлюху. - Я утер рот рукавом. - Так дело в том, что "нужно-освободить-бедных-угнетенных-в-дупу-трахнутых огриллонов"?

- Только поглядите. - Тиркилд просиял. - Давайте, выгоняйте скромницу-истину из ее норки... - Он многозначительно согнул руку. - Или желаете, чтобы я пригласил ее сам?

- Я просто догадываюсь... - Тяжело дыша, я гадал, не готов ли снова сблевать. Кажется, нет.

Проклятие.

Не будь я таким одурелым, догадался бы обгадить ублюдку весь доспех.

- Да... понимаю. Три года назад Империя даровала Народу свободу. Может, и вы слышали. Теперь они полноценные граждане. С правами человека.

Тиркилд горестно покачал головой. - Анханцы.

- Не начинайте. Кайрендал... вот дерьмо, даже не знаю, как теперь ее звать. Назовем Герцогиней; имя не хуже другого. Она перворожденная - вы зовете таких эльфами - ведущая некие весьма успешные дела в столице. Почему успешные, спросите? Она держит также преступный синдикат, крупный... выросший из банды Лабиринта, из трущоб района, именуемого Лик. Так что они звались "ликами". Поняли? Если кто-то завел подпольное дерьмо "свободу гриллам", она к этому причастна. Вот серьезная проблема для вас. Она очень богата и могущественна, чертовски умна и совершенно безжалостна. Уж не говорю про связи. По всему по этому она так успешна.

- Друзья на самом верху, да?

- Привыкла давать самому Императору. Это считается?

Тиркилд кивал, принимая новости с печальной улыбкой гения. Стража даже не моргала.

- Ох, ради всего дурного. - Я потряс больной головой и выплюнул еще один мерзкий сгусток. - Когда я дойду до того, чего вы еще не знали, дайте знак, а? Помашите флагом, ладно?

- О, да, все верно. У нас есть способы узнавать истину, сами видите.

- Значит, снова начнете катать меня от стенки к стенке?

- Вполне возможно. Теперь, когда вы поняли, что можете быть честны со мной, когда сделали усилие... - его руки снова согнулись, - будьте достаточно откровенным.

- Дерьмо.

- Такое часто случается в подобные долгие полдни. Давайте перейдем к вашему, гм, брату... и его дружкам по Дымной Охоте.

- Дымной Охоте?

- О да, фримен. Вы же знали, что дело идет к ней?

Я глубоко вдохнул и со стоном выдохнул. Поднял голову. Она весила пару тонн. - Полагаю, истина в этом дерьмовом случае особенно пуглива.

Тиркилд ободряюще улыбнулся.

Я кивнул ему. - Похоже, она забилась в мою гнусную монастырскую жопу. Попробуйте, может, сумеете высосать ее наружу.

Губы Тиркилда шевельнулись, рождая мелодичное слово; в этот раз я не заметил мановения.

Рука вошла мне под грудину, шок прокатился по хребту и печени, и почкам, от макушки до подошв, и вокруг меня стал один воздух, я полетел и врезался в угол потолка и стены, затем по пути вниз шлепнулся на скамью; но удар о каменный край с высоты десять футов был едва заметен. Я свернулся вокруг сжавшихся кишок, кровь потекла из губ, пока я вспоминал, как нужно дышать.

- Фримен, фримен. - Тиркилд говорил с искренним сожалением. - Вы же знаете, как меня искушает память о невинно убиенном отце.