Кейн Черный Нож - Мэтью Стовер

Это же тот праздник, что всегда со мной.

Я перекатился набок. Косой свет из решетчатого окошка навесил на плечи груз еще четверти века.

Дверь была распахнута. Вошедший первым стражник встал слева, второй справа, третий остался посредине: стиль профессионалов. У каждого был тот забавный дробовик, поперек живота, а с поясов свисали булавы. Палец каждого бдительно торчал около крючка. У каждого лицо было обветрено, а глаза ленивые, будто у ящериц. Убийцы с опытом.

Кольчуги свисали до колен, на головах были напялены клепаные стальные шлемы - на полуденной жаре им, должно быть, казалось, что головы засунуты в печь. Средний встал у койки и позволил рабочему концу ружья опуститься. Ствол не был нацелен на меня. Не совсем. - Встать.

День из просто неуклюжего становился чертовски неуютным. - Я только проснулся.

Стражник сделал шаг назад и щелкнул затвором. Дуло сдвинулось, палец влез в кольцо спускового крючка; я же ощутил ледяной укол в промежности. Именно туда целилось дуло. - Встать, монашек.

- Или что? Отстрелишь мне орешки?

- Или вы оскорбите меня на службе. - Новый голос из дверного проема: сочный и дружеский, с джеледийским акцентом, обманчиво легким, как верхние ноты органа. - Фримен Шейд. Прошу, встаньте.

С неохотным вздохом я перебросил ноги через край койки. Слишком стар, чтобы меряться пиписьками. Впрочем, я не утерпел и смерил вооруженного стражника презрительным взором. - Парень любит, чтобы его переспрашивали. Осел.

Наверное, в воздухе Бодекена что-то намешано. Или еще что.

Через порог шагнул рыцарь чрезвычайно обыденной наружности, среднего роста - на ладонь ниже меня, вовсе не великана - и средних лет, редеющие волосы вокруг полного, дружелюбного лица. Солнечный знак Хрила на кирасе казался усохшим в сравнении с объемом груди, которую доспех смог вместить с большим трудом. Плащ, переброшенный через наплечники, был белым лишь до пояса, ниже его покрывала грязь. Как и наголенники, и сапоги-сабатоны. Большой шлем быстро оказался в руках одного из телохранителей. Тот побледнел, неуклюже стараясь удержать и шлем начальника, и ружье. Едва не выронил то и другое, чего рыцарь, кажется, не заметил.

Его глаза были теплыми, карими, в них искрилось некое таинственное веселье. Он повел пальцем и подождал, пока третий стражник не закроет дверь.

Камера сразу показалась меньше.

- Фримен Шейд, - начал он, - я Тиркилд, Рыцарь Аэдхарр. Мне довелось стать Попечителем Приречного прихода.

- Неужели? С вашей стороны было весьма великодушно явиться самолично и приветствовать меня в городе. Уверен, вы человек занятой.

- О, поистине. - Рыцарь хихикнул. Моргнул, будто удивился, видя, где стоит. - Я пришел именно что приветствовать вас.

- И при полном Хриловом параде.

- Ну, это лишь для пущего воздействия на достойных. - Он свел руки, отстегивая рукавицы от наручей. - Никто не ожидает прочитать ваше имя в списке достойных, фримен.

Рыцарь Аэдхарр передал рукавицы стражнику. Его руки были большими и широкими. А вот пальцы выглядели короткими, толстыми, словно шпильки для крепления тележных колес. И столь же мягкими.

Будет несладко.

- Так. - Я позволил коленям чуть опуститься, бицепсы и квадрицепсы бедер приняли чуть переместившийся центр тяжести. Качнулся на стопах. Пара вдохов по рецептам монашеской Дисциплины пробудила надпочечники. Все стало ярким и замедленным. - Вот откуда пошло выражение "голыми руками". Вот оно как.

- Разумеется. - Тиркилд развел длинные руки в доверительном жесте "что тут поделаешь". - Бронированный кулак способен убить, прежде чем откроется Истина, желанная Богу и Правоведу.

- Вы можете просто спросить...

- О, именно этого я и хочу. Пинхолл.

Я видел, что случится: Дисциплина Контроля достаточно усилила мои чувства. Ясно видел. Хотя это было не важно.

Просто оплеуха. Раскрытой ладонью. Широкая плоская длань, мерцающая жутким колдовским огнем, пришла от уровня бедра и коснулась угла челюсти, словно выстрел из того ружья. Я даже не успел моргнуть, прежде чем камера побелела и гром превратился в рев огромных кариллонов, которые зовут Возлюбленных Детей на день Успения в Белый Собор. Я сбил что-то твердое и ударился о что-то еще более твердое, и когда мир снова привычно и насущно потемнел, а гром колоколов превратился в далекие перезвоны, я стоял на четвереньках на каменном полу, взирая на размытую, двоящуюся пару пластинчатых стальных сабатонов в корке красноватой грязи и о Христос, как болела моя голова и я качнул ею, усилив боль, и сказал...

- Ух.

- Теперь мы понимаем друг друга?

Я не рискнул качать головой. Она могла оторваться.

- У вас дар выразительности.

- Вы не первый это замечаете, фримен. - Рыцарь вежливо шагнул назад. - Лучше бы вам подняться. Лучше быть на ногах и в порядочном удалении от ближайшей стены. Я хорошо контролирую Руку Хрила, но едва ли могу отменить побочные эффекты.

Я встал на колено и взглянул вверх, в круглые, добрые лица Рыцаря: во все три. Закрыл глаза, открыл, сощурился, и осталось всего два. - Я доживу до конца?

- Это мы увидим. Вставайте же.

Ноги мои не послушались. - Мне хорошо и так, спасибо. Как бы это остановить?

- Расскажите о том, что мне интересно.

- А если не смогу?

- Уверен в обратном.

- Тогда у нас проблема.

Доспех зашелестел, это Тиркилд пожал плечами. - У вас.

Я озирался в поисках того, на что можно опереться. Движение угрожало расколоть череп. - А если я брошу Вызов?

- Само собой разумеется. Что у вас, шестая степень? - Тиркилд снисходительно кудахтнул. - Бейте как пожелаете.

- О, конечно. Спасибо. - Опираясь обеими руками о больное колено, я задышал как меха, вдувая в голову ясность. - Это насчет Орбека?

- Неужели трудно догадаться? Орден Хрила и Гражданство Бранного Поля интересуются, как вы связаны с этим вашим огриллоном.

- Он не мой огриллон. - Прижатая к виску рука помогла загнать тихую грозу обратно в череп. - Он мой брат.

- Так вы сказали брату Кершоу. И Наш Владыка Отваги не услышал лжи. Но вы же монастырский. Эзотерик. Скорее всего профессиональный убийца.

- В отставке.

- В недавние времена вы были бы с ним смертельными врагами.

- Так и было. Но мы поднялись над этим.

- Как такое случилось - стало бы интереснейшей историей...

- Впрочем, слишком долгой. - Чертовски долгой. - Легче пережить, чем передать.

- ... которая меня вовсе не интересует. Мне важно, что вы расскажете о Лике Свободы.

- Будьте уверены, я сказал бы много интересного, не боли так голова. Что за хрень этот Лик Свободы?