Зима во время войны - Ян Терлау

Мама удовлетворилась этим ничего не говорящим ответом.

В этот вечер Михиль был молчалив. Его снедало почти неодолимое желание поделиться с кем-нибудь своими новыми заботами – с отцом, или с мамой, или с дядей Беном, но юноша превозмог себя. «Хороший борец Сопротивления всегда одинок, – слышал он когда-то от отца. – Подпольщик должен самостоятельно выполнять свое задание и держать язык за зубами». Михиль прекрасно понимал, что то, чем он сейчас занимается, совсем не детская игра и на кону стоят человеческие жизни. Но быстро повзрослевший за годы войны вчерашний мальчишка терпеть не мог, когда к нему относились как к маленькому. Он уже не ребенок. А значит, будет действовать как настоящий мужчина. Поэтому юноша сделал над собой усилие и никому ничего не сказал. И хотя невольно ждал, что мама вот-вот заметит по лицу, как ему тяжело, и спросит: «Сынок, о чём ты задумался?», хотя не имел ни малейшего представления, где будет доставать пропитание для Джека, хотя ему то и дело мерещился звук подъезжающей к дому немецкой машины – Михиль ван Бёзеком молчал.

Разумеется, ему пришлось ох как нелегко. К Джеку Михиль ходил через день. И на какие только уловки он не пускался, чтобы раздобыть пилоту еды! Каких только небылиц не рассказывал, чтобы объяснить свое отсутствие дома. Хорошо еще, что, как сыну бургомистра, ему было не так уж и сложно приобретать продукты у фермеров. И не беда, что на это ушла бóльшая часть его сбережений, да что там, почти всё заработанное за год. Ведь он преследовал благую цель. А деньги… да ладно, всё равно, говорят, после войны они совсем обесценятся. Главная сложность заключалась в другом: Михиль боялся, как бы до родителей не дошли разговоры о том, что их сын тут и там покупает провизию, которую потом не доносит до дома. Поэтому из предосторожности он стал брать больше, чем требовалось для Джека, и часть продуктов отдавать маме. Но в основном юноша старался делать закупки на фермах, расположенных подальше от деревни, у людей, не общавшихся с его родителями и соседями.

В общем, работы хватало. Но Михиль испытывал огромную радость и облегчение от того, что его не забрали немцы. Значит, его имени Дирк не выдал. И Михиль был ему за это глубоко благодарен. «Возможно, – рассуждал он, – Дирк и назвал Бертуса Тугоухого потому, что тот не занимался никакой подпольной деятельностью и найти у него при всём желании ничего не могли». Так что его наверняка скоро отпустят. А до тех пор, по мысли Дирка, еду пилоту будет носить он, Михиль. «Эх, нет, опять концы с концами не сходятся… – понял юноша. – Ведь Дирк считает, что я быстро отнес письмо Бертусу. Или Дирк нарочно выдал Бертуса сразу же, прежде чем я смог бы передать ему письмо?» В глубине души Михиль удивлялся, насколько быстро Дирк выложил немцам всю правду, но отгонял от себя эту мысль. Как бы он сам повел себя, если бы его пытали, выбили зубы и переломали кости?

Между тем дела у Джека шли неважно. Пилот страдал от одиночества и переживал, что раненое плечо заживает слишком медленно. Да и как оно могло быстро зажить? Холодная влажная землянка, куча листьев вместо кровати – от такой «больницы» инспектор из комитета по здравоохранению уж точно не пришел бы в восторг.

Михиль старался изо всех сил. Из папиного книжного шкафа он конфисковал несколько английских книг, стоявших во втором ряду, – их отсутствие было бы труднее заметить. Он даже не посмотрел, о чём они. Джек немного удивился, получив старинную книгу о лечении больных при помощи натуротерапии. Фолиант был снабжен красивыми картинками, изображавшими новейшие изобретения в области лечебных ванн – подвесную, с проточной водой и с клубящимся паром. А еще в книгу был вложен запечатанный конверт, предназначенный студентам старше восемнадцати лет, а в нем – рисунки частей тела, по которым можно определить пол новорожденного. М-да, томик оказался 1860 года издания! В стопку принесенных книг попали также брошюры о паровых насосных станциях, о двигателе внутреннего сгорания и, к счастью, детектив Агаты Кристи. Англичанин, должно быть, решил, что бургомистр ван Бёзеком – человек с широким кругом интересов, но книги принял с благодарностью и почти выучил их наизусть, радуясь, что наконец-то у него есть что почитать на родном языке.

Кроме того, Михиль попытался получше оборудовать «больничную палату» своего подопечного. О том, чтобы незаметно перетащить из дома кровать, разумеется, не могло быть и речи, но юноша умудрился разжиться кучей старых одеял и даже складным стулом. Еще он принес доски, молоток и гвозди и в один из дней, когда в лесу работали поднявшие большой шум лесорубы, сколотил дверь, чтобы можно было закрыть лаз, через который постоянно шел холод. Жаль, что Джек сам не мог заняться плотничеством – это отвлекло бы его от грустных мыслей, но рана в плече не позволяла ему взяться за молоток.

И всё-таки, несмотря на эти усовершенствования, настроение пилота ухудшалось день ото дня. Рана никак не заживала. Бинт на плече весь перепачкался. Как-то раз Михилю посчастливилось раздобыть перевязочные материалы. Общими усилиями они кое-как сменили повязку. Михиль по-настоящему испугался, увидев эту ужасную рану. Осознав, что сама она не заживет, он решил найти кого-нибудь разбирающегося в медицине. Но где взять такого человека? Из врачей во всей округе Михиль не доверял никому. Районная медсестра? Он был с ней мало знаком. Медсестра! Как же он сразу не сообразил! Ведь его вредина-сестра Эрика в прошлом году училась на курсах младшего медперсонала в Зволле. Так что она разбирается в медицине лучше, чем он, Михиль!

Но можно ли доверять Эрике?

Ну конечно можно, а как же иначе. В последнее время он стал уж слишком подозрительным, еще немного, и вообразит, будто мама – немецкая шпионка.

Но вот захочет ли Эрика помогать Джеку?

И захочет ли Джек, чтобы ему помогала Эрика?

И вообще благоразумно ли показывать Эрике, где скрывается раненый английский летчик?

А может быть, Джеку стоит на какое-то время выбраться из своего подземного убежища?

Кстати, любопытно, как Джек умудрился залезть в эту нору со своей гипсовой ногой и больным плечом? Михиль задал этот вопрос пилоту.

– Не спрашивай! – прерывисто вздохнул англичанин.

От одного воспоминания о пережитом у него исказилось лицо. И всё-таки он рассказал Михилю, как Дирк волоком тащил его за здоровую ногу сквозь густую поросль елок перед лазом в землянку. Нет, лучше уж оказаться в застенках гестапо, чем снова такое пережить!

Разумеется, слова о гестапо следовало списать на своеобразный черный юмор англичанина, но было очевидно, что дорога к укрытию доставила ему мало удовольствия.

– Война скоро закончится, – попытался ободрить его Михиль. – В Нидерландах она началась ровно четыре с половиной года и один день назад.

– О-о-о! – саркастически протянул Джек. – И сколько минут?

Он уже научился довольно прилично говорить по-голландски. Кроме пособия по двигателям внутреннего сгорания Михиль обнаружил дома повесть Эдварда Филлипса Оппенгейма[12], причем даже в двух вариантах – по-английски и в голландском переводе. Обрадованный, он принес Джеку обе книги. Борясь со скукой одиночества и, вероятно, отчаявшись извлечь полезные сведения о натуротерапии из фолианта с роскошными медицинскими ваннами, пилот старательно учил по этим книгам голландский язык.