Царствие благодати - Йорген Брекке

Проезжая Мэйн-стрит-стэйшн — по-старинному пышный вокзал, пришедший в упадок в 70-е и вернувшийся к жизни в 2003 году, — Фелиция настроила радио на волну классической музыки. Музыки для размышлений. Слушая Бетховена, она вновь мыслями обратились к Эдгару По.

После того как он сел в поезд, писателя никто не видел почти неделю. А когда он наконец объявился, то оказался не в Филадельфии, а в Балтиморе, штат Мэриленд. Состояние его было ужасным. Позвали врача, Джозефа Э. Снодграсса. Доктор Снодграсс, знавший По лично, обратил внимание, что на писателе одежда неподходящего размера. В балтиморской больнице «Вашингтон колледж хоспител» у По начался бред. Периоды просветления, когда он осознавал происходящее, были слишком короткими, чтобы он успевал хоть что-то рассказать о случившемся с ним. На четвертую ночь в больнице он стал срывающимся голосом звать некоего мистера Рейнольдса. Являлись ли эти крики бредовым порождением агонизирующего мозга или неведомый человек по имени Рейнольдс имел какое-то отношение к состоянию По? Никто так и не выяснил, к кому обращался По. Интуиция сыщика говорила Фелиции Стоун, что никакого мистера Рейнольдса не существовало, однако поэтическое чувство подсказывало иной ответ.

Рано утром 7 октября до слуха доктора Снодграсса донеслись слова последней молитвы Эдгара По: «Господь да поможет моей бедной душе». И По наконец упокоился. В свидетельстве о смерти Снодграсс указал в качестве причины смерти воспаление мозга. Два дня спустя Эдгара Аллана По похоронили. Вскрытия не проводилось.

В 1921-м, семьдесят два года спустя после смерти По, в Ричмонде прошла встреча его поклонников. Она состоялась в саду, во дворе дома «Старые камни», старейшей постройки города. К судьбе По это здание никакого отношения не имело. Во время этой встречи кто-то назвал сад Зачарованным. Здесь и воздвигли памятник писателю.

Когда Фелиция Стоун по долгу службы в половине восьмого утра вошла в Зачарованный сад, ему насчитывалось уже 89 лет. Теперь он был частью Музея Эдгара Аллана По, до открытия которого оставалось еще полчаса.

Она бывала здесь и раньше, в свободное время, и очень хорошо помнила свой последний визит. Неужели с тех пор прошло уже три года? Тогда она работала в отделе по борьбе с наркотиками. Ее школьная подруга Холли Ле Вольд, перед которой она была в неоплатном долгу — уже после школы Холли спасла ее от безумия и гибели, — арендовала сад, чтобы отпраздновать свою свадьбу. Фелиция до сих пор помнила текст приглашения: «Идущие под венец, все немного боятся. Мы собираемся довести это чувство до абсурда! Приглашаем на бракосочетание к королю бурлеска и макабра». Такое у Холли чувство юмора — ничего святого. Свадьба получилась красивая, сад был весь в цвету, а священник прочел стихотворение По «К одной из тех, которые в раю». Фелиция вспоминала, что во время чтения стихов ей очень хотелось в туалет, поэтому сосредоточиться на стихотворении никак не получалось. Со школьных уроков литературы она знала: Эдгар По был приверженцем коротких стихотворных форм, а не тех марафонских опусов, которые сочиняли многие его современники. По считал, что образы повседневности не должны отвлекать читателя от восприятия поэзии. «Но естественные потребности все же предшествуют искусству, разве нет?» — подумала она тогда и выскочила в уборную, не дождавшись конца декламации. Остальная часть церемонии, как уже говорилось, оказалась очень красивой, и она сама чуть не захотела выйти замуж. Но удержалась. Эта затея все равно закончилась бы так же, как у подруги. Через два года Холли развелась.

Фелиция поздоровалась с Паттерсоном. Он был крупным мужчиной, но все-таки ростом не выше метра девяноста семи сантиметров и габаритами не больше грузовика. Никогда раньше она не видела его таким усталым — сразу всплыло в памяти то, о чем он ей рассказывал меньше часа назад. Мысли снова вернулись к Эдгару По. «Король бурлеска и макабра снова с нами», — мрачно подумала она.

Она задала Паттерсону вопрос — больше для того, чтобы его расшевелить и вернуть краски жизни на его необычайно бледное лицо.

— С кем работаем?

— Руководит расследованием Джонс, он уже побывал там внутри и вернулся в участок. Еще Рейнольдс, он ушел вместе с Джонсом. Лаубах здесь и роет носом землю.

— Лаубах — это хорошо. Нам понадобится техник его уровня, если все действительно так плохо, как ты говоришь.

— Иди сама посмотри. — Паттерсон закурил сигарету.

Они молча зашагали в глубь Зачарованного сада. Фелиция Стоун видела меньше трупов, чем другие ее коллеги, так как из семи лет полицейского стажа в отделе убийств она провела всего лишь два года, однако свою долю мертвецов она получила. Это тело, накрепко привязанное к памятнику Эдгару Аллану По, не шло ни в какое сравнение с уже виденными ею покойниками. Даже в людях, убитых самыми зверскими способами, обычно наблюдалось некоторое умиротворение. А этот труп — ну какими словами его описать? Выражение «обрел покой» здесь явно не годилось. Она понимала, что размышления о формулировках больше подходят для дешевой мелодрамы, а не для сложившихся обстоятельств. То ли из-за того, что прежде ей не случалось видеть мертвецов без кожи, то ли потому, что обезглавленное тело стояло прямо, как живое, все происходящее вдруг показалось ей до странности ненастоящим, словно она увидела привидение. К горлу подступила тошнота, а она-то думала, будто давно разобралась со своим желудком — во время первых десяти выездов на место преступления, с которых начиналась ее карьера. Она испугалась, поскольку под тошнотой заворчало какое-то другое чувство, куда темнее и опаснее. Монстр, с которым она билась на исходе детства. Предательски засосало под ложечкой, чего она уж никак не могла себе позволить.

Лаубах и судмедэксперт, имени которого она не помнила, готовились отвязывать труп от постамента. Они прервали работу, когда Стоун и Паттерсон подошли.

— Что-нибудь уже обнаружили? — Фелиция отметила про себя — стоило ей заговорить о работе, глухое ворчание внутри прекратилось. Лаубах олицетворял саму надежность. По возрасту он годился ей в отцы, величественный мулат с начинающей седеть и чересчур тщательно уложенной шевелюрой; все-таки в нем было больше от афроамериканца, чем от белого; он двигался размеренно и говорил неторопливо, как степенный южанин. Но голова у него соображала как у молодого. Это сочетание внутреннего равновесия и быстроты мысли делало его мастером коротких острот. Но сегодня и ему стало не до шуток.

— Ну я вам скажу! Нашему приятелю быстрой и легкой смерти не досталось. Его привязали к этому постаменту стальным тросом за локти, за щиколотки и за пояс. С рук и ног кожу не снимали. Трос оставил следы: отеки и гематомы, — значит, когда его привязывали, он был еще жив.

— То есть его обезглавили и освежевали, пока он вот так висел? — Фелиция постаралась прогнать из головы всплывающие образы.

— Вряд ли. Во всяком случае, не в таком порядке. Удалена вся кожа с верхней части туловища, от плеч и шеи до пупка, и со спины тоже. Что было бы затруднительно сделать, если бы он висел, как сейчас. Вероятнее всего, кожу сняли до того, как привязали.

— И ты сказал, что привязывали его живым. Другими словами, его…