Мост бриллиантовых грез - Елена Арсеньева

Арман, к слову, вот уже почти полгода изо дня в деньтаскался в «Le Volontaire» и с утра до вечера таращился на Фанни. Вместе с нимпорою приходила большая светлая собака, похожая на ретривера, только болеекосматая, и тихо ложилась в укромном углу. Никто не знал, как ее зовут, Армануверял, что она не имеет к нему никакого отношения, живет где-то неподалеку отего дома, а к нему взяла да и приблудилась, и звал ее просто Шьен –«собака».[1] Шьен лежала в своем углу день-деньской, переводя взгляд с Арманана предмет его неустанного внимания – на Фанни. Когда Фанни уходила, исчезал иАрман вместе со своей собакой, поэтому бармен Сикстин и официантка Мао былиубеждены, что бездельник Арман ходит в «Le Volontaire» вовсе не потому, что такуж обожает попивать день-деньской терпкий, кисловатый кир (каждая пятая рюмказа счет заведения!), сколько потому, что влюблен в мадам (да и Шьен, уверялиони, тоже питала к ней какие-то особые собачьи чувства). Какого мненияпридерживались на сей счет Симон и Симона, Фанни не знала, потому что этихдвоих ничто не интересовало, кроме выяснения собственных драгоценных отношений.Самой Фанни от всех этих предположений, так же как от пристального вниманияАрмана и Шьен, было ни жарко ни холодно. Она молодого человека, как принятовыражаться, в упор не видела, улыбалась Арману совершенно автоматически, итолько мысль о том, что он ей кого-то напоминает, заставила ее взглянуть нанего лишние два или три раза за последние дни. Но едва она увидела сизые джинсыи рыжую куртку, как снова забыла об Армане и Шьен, потому что призналась себе:вчера она задержалась на мосту Пон-Неф лишь потому, что смутно надеяласьувидеть там этого мальчишку, а сегодня пробежала мост не задерживаясь потому,что наказывала себя за эти глупые надежды. Еще более глупые, чем надежды навозвращение Лорана!

Разумная женщина, конечно, пожала бы плечами и сновауткнулась в налоговую декларацию, которую никак не могла заполнить. ОднакоФанни этого почему-то не сделала. Она выбралась из-за своего столика, втиснутогомежду мраморным умывальником конца XVIII века, служившим теперь стойкой длягоршков с цикламенами, и любимой японской ширмой Поля-Валери (он превратил «LeVolontaire» в истинную лавку древностей, поэтому практически все столики здесьбыли между чем-нибудь втиснуты), и приблизилась к парню. Приблизилась и всталаза его спиной, то косясь на его худые пальцы, тискавшие рычаги «Lucky Jack», тоглядя на темные пряди волос, разметавшиеся по воротнику куртки.

Вождь Орлиное Перо с годами не утратил своей увертливости,даром что краска на нем облупилась, а столь же облупленный Счастливчик Джек таки не научился стрелять из своего дурацкого «кольта». Обычно его тупость быстроохлаждала даже самых азартных игроков. Однако, такое впечатление, на сей раз вучителя Джеку достался человек упорный. Можно было подумать, что парень решилотомстить Орлиному Перу за все индейское коварство, с которым сталкивалисьбелые поселенцы в Америке. Он ничего не видел вокруг себя, тем паче Фанни,которая затаилась за его спиной. Монетки в десять, двадцать и пятьдесятевросантимов знай сыпались в суму ненасытного вождя, выстрелы грохотали, пулисвистели, Джек промахивался снова, индеец победно мотал своим орлиным пером,мальчишка выгребал из карманов новые пригоршни монет… Ну да, из тех самыхкарманов, которые несколько дней назад были набиты камнями, заботливоприпасенными несостоявшимся утопленником, а теперь оказались щедро набитымелочью! Вот уж воистину – все проходит. Спасительная банальность, изреченнаяФанни там, на мосту, в очередной раз подтвердилась!

Фанни не выдержала и рассмеялась.

Мальчишка глянул через плечо, буркнул:

– Бонжур! – и послал в голову Орлиного Пера еще одну пулю.Но через минуту резко обернулся и уставился на Фанни: – Это вы? Что вы здесьделаете?

Хороший вопрос! Ну и наглец!

– А ты? – в свою очередь, спросила Фанни, нарочно обращаяськ нему на «ты». – Ты что здесь делаешь?

Сегодня щеки его были выбриты, волосы старательно зачесаныназад. Щедро смазанные гелем, на глаза они не падали, и Фанни почему-тоогорчилась.

«Раздумал топиться?» – хотела спросить она, однакоблагоразумно прикусила язычок, тем более что вид у парня был по-прежнему неахти: чернота под глазами не поблекла, а щеки запали еще сильнее. Так что еслион топиться даже и раздумал, то, пожалуй, ненадолго. Надо быть осторожней, ненапоминать ему, а то еще ринется прямо отсюда к Сене, а там может не оказатьсяникого, кто схватит его за… Пардон, конечно!

– Что я здесь делаю? Играю, как видите, – пожал пареньплечами. – Вот, я разбогател. – Он выгреб из кармана новую пригоршню. – Правда,вроде того солдата из сказки «Огниво», которому встретилась собака, охранявшаясундук с медными деньгами. Но потом ему повезло и с серебром, и с золотом.Может, повезет и мне.

Фанни не поняла, о чем он говорит и что такое «Огниво».Какая-то анимашка диснеевская, что ли? Она не любила анимацию.

– Работу хорошую нашел? Но только где у нас платятевросантимами? Или милостыню просил?

Парень глянул косо и отпустил рычаги автомата.

«Сейчас обидится и уйдет! – подумала Фанни и с трудомподавила мгновенное желание схватить его за руку и удержать. И разозлилась насебя: – Дьяболо! Да мне-то что?! Пусть уходит, откуда пришел!»

Однако он смотрел без обиды и даже улыбнулся:

– Не просил, но это и правда милостыня. В тот же самый день,когда мы с вами встретились… Ну, вы помните, в каком я был состоянии…

«Ничего я не помню!» – хотела отрезать Фанни и уже заносчивовскинула голову, однако промолчала, потому что не любила врать. Однако правдуона сказать тоже не могла, поэтому сочла за благо ничего не говорить. Правда,теперь ее горделивое и независимое движение выглядело глупо, но, предположим, унее вдруг заныла шея? Ой нет, шеи ноют только у старух, а какая же Фаннистаруха?!

Она поспешно опустила голову.

– Ну вот, – продолжал мальчишка, даже не подозревая осложных психологических мотивациях этих двух простых движений, – я бродил поулицам, потом пришел к какому-то собору… Знаете, к такому большому, белому, сдвумя башнями и колокольней, там еще на крыше какие-то собачьи морды торчат вовсе стороны… И сел под стеночкой – устал до смерти.

Фанни уставилась на него во все глаза. Судя по всему, собор,где он «сел под стеночкой», звался всего-навсего Нотр-Дам, и до сего дня Фаннине могла себе представить человека, который не узнал бы его, даже если быдоселе ни разу не видел. Но вот, оказывается, такой человек существует и дажестоит перед Фанни!

Жан-простак! А интересно, как его зовут на самом деле? Изачем он побрился?