Мост бриллиантовых грез - Елена Арсеньева

Калькулятор, значит, поскрипывал, мазила Джек стрелял истрелял… звуки этих выстрелов Фанни слышала, слышала, слышала… потом вдруг разоказалось, что в бистро полная тишина. Нет, конечно, по-прежнему стучалибильярдные шары, и звенели стаканы, и болтал телевизор, и Мао вызывающепохохатывала, крутя попкой между столиками, и ругался бездельник Арман,которого уговаривал сменить кир на порто пидермон Мэтью из страхового агентства«Кураж», расположенного неподалеку. Ага, значит, уже около шести, если появилсяэтот старый потаскун, который после работы обходит все окрестные бистро внадежде подцепить дружка на ночь, а «Le Volontaire» первый в этом ряду, и Мэтьюходит сюда, как нанятый, хотя Фанни ни разу не видела, чтобы ему повезло сАрманом или с кем-то другим… Впрочем, Поль-Валери уверял, что когда-то такоеоднажды, давным-давно, когда Мэтью еще не красил волосы в рыжий цвет, а носилсвои, натуральные, пегие, такое все же случилось, после чего Мэтью месяц непоказывался ни в «Le Volontaire», ни в других бистро, ни даже на работе, алежал в госпитале Святой Анны с ножевым ранением… Потом появился-таки снова, иПоль-Валери, даром что пидермонов презирал и славился как первый бабник Парижа– в молодости, конечно, а впрочем, он и в свои шестьдесят семь, прежде, чем егосвалили в гроб инфаркт на пару с инсультом, норовил задрать всякую встречнуююбчонку, – преподнес Мэтью за счет заведения рюмочку его любимого порто…Телевизор стрекотал суетливым женским голосом, пророча на завтра по всейФранции хорошую, ну очень хорошую, хотя в некоторых районах плохую, ну оченьплохую погоду; около музыкального автомата кто-то перебирал старые (вечные!)песенки Джонни Холлидея и Сильви Вартанс (куплет его, куплет ее), словно ониснова были вместе, как тогда, в 60-е, когда эти песенки свели с умаПоля-Валери, который и заполонил ими свой музыкальный автомат. Две девицы изближнего отделения банка «BNP» взахлеб обсуждали над тарталетками с малинойпредстоящую свадьбу какой-то Лии с каким-то Оливье (ну и дурак он, получше немог найти, что ли?!) и сетовали, что придется раскошелиться на подарок (да мнедля этой Лии даже евросантима жалко, а ведь не обойтись меньше чем сотней евро…это чуть не семьсот франков на старые деньги, с ума сойти!). Седой красивыймсье Валуа, торговец картинами, обвораживал какую-то толстую даму с испуганнымикоровьими глазами, которая, судя по всему, в жизни не слышала ни о какомФудзите, этюд которого так расхваливал ей Валуа, и никак не могла взять в толк,почему этот мсье называет великим французским художником какого-то японца, аможет быть, дама испугалась цены, потому что Валуа был известен среди местныхантикваров и маршанов своим умением задирать цены так высоко, что выше простонекуда. Сильно хлопала дверь из кухни, когда оттуда выглядывали Симон илиСимона (без разницы, оба одинаково надутые), передавая бармену или официанткезаказанные блюда… Посторонний человек сказал бы, что в «Le Volontaire»оглохнуть можно, так здесь шумно, однако Фанни почудилось, что наступила глухая,унылая тишина, потому что она больше не слышала выстрелов «Lucky Jack».

Обернулась – и не поверила своим глазам.

Вот это да! Орлиное перо валялось у ног посрамленного вождя,Джек с законной гордостью сушил в улыбке зубы. Однако победителя около автоматане было.

Фанни повернулась к стойке – может быть, Роман попивает тамсвое законно выигранное пивко?

Однако его не оказалось и там. Она уже приподнялась было,чтобы окликнуть Сикстина и спросить, выплачивал ли он выигрыш грозе индейцев,как вдруг перехватила насмешливый взгляд Армана и снова плюхнулась на стул,потирая шею.

Ну да, ныла шея, ныла, Фанни пришлось это признать. Будьтебе даже всего лишь двадцать два, а не на тридцать лет больше, заноет она,если ты просидишь день-деньской, склонившись над этими проклятыми счетами иотчетами! И глаза заболят, так что придется достать из сумки очки, надеваемыетолько в самых критических случаях. Ну почему бланки налоговых деклараций воФранции печатают таким мелким шрифтом? И, такое впечатление, он с каждым годомстановится все мельче!

А кстати… Почему Арман так странно смотрел на Фанни? Что егоразвеселило, интересно знать?

И почему у нее такое странное чувство, будто ей что-то нужнобыло спросить у Романа? Что-то бесконечно важное, а она не успела…

Да что там могло быть уж такого важного? Разве ей ненаплевать на этого русского?

Наверное, да. Наплевать. А как же иначе?! И вообще, она егобольше никогда не увидит.

Или увидит?

* * *

Итак, семья покойного Константинова…

Валерий Сергеевич был дважды женат и имел от первого бракасына. Мать этого сына, бывшая жена Константинова, Галина Ивановна, работаламедицинской сестрой в психиатрической лечебнице на улице Ульянова в НижнемНовгороде. Двадцатипятилетний сын Роман был тренером по аэробике и танцам вспортивном клубе «Латина». С этой семьей Константинов прожил восемнадцать лет,потом с женой развелся и сошелся с Эммой Петровной Шестаковой,преподавательницей французского языка на подготовительном факультетеЛингвистического университета.

Против обывательских ожиданий, Эмма Петровна вовсе непринадлежала к когорте юных красоток, при виде которых общеизвестный бес тычет подребро не слишком-то молодого мужчину и вводит его во грех, заставляя бросатьстарую жену ради новой. Она была всего на два года младше первой женыКонстантинова и на три – его самого. Впрочем, Константинову, видимо, нехотелось обременять себя новыми формальностями, да и Эмма Петровна не слишкоммечтала о печати в паспорте, поэтому жили они в гражданском браке. Междупрочим, маленькая деталь: раньше Эмма Петровна была дружна с Галиной Ивановной,и, таким образом, получалось, что она увела мужа у своей подруги. Чтохарактерно, их отношений это не больно-то испортило, они подолгу болтали потелефону, а иногда даже ходили вдвоем в театры, или в кино, или на какие-нибудьвернисажи, которые Эмма Петровна обожала. Кроме того, она была дама спортивная,за собой очень следила и даже делала попытки заставить Галину бегать по утрам,записаться в тренажерный зал, ходить на аэробику (сын-то преподаватель, вродебы сам бог велел!), на шейпинг или, наконец, на восточные танцы, сейчас такиемодные и для женского здоровья, говорят, очень полезные. Сама Эмма успевала итам и сям, однако Галина Ивановна не относилась к числу тех несчастных женщин,духовный возраст которых резко отстает от физического, а потому предпочиталаспокойно, тихо, мирно, естественно увядать, а не носиться в семь утра по Откосунад Волгой в погоне за неуклонно убегающей молодостью и не хотела трястиживотиком (тем паче что животик у нее был довольно-таки внушительный, не то чтоу стройной, подтянутой, тренированной Эммы!), изображая какую-нибудь там перезрелуюкрасу гарема. Ну что ж, может, оно и верно, потому что блажен, кто смолоду былмолод… А впрочем – каждому свое!