Избранница герцога - Элоиза Джеймс

Она знала, Гидеон не одобряет дуэли, что неудивительно — на дуэли погиб его отец, когда они с Элинор были еще детьми. Чего бы это ему ни стоило, он докажет обществу, как они глупы.

Дуэль должна была заставить его презирать Вильерса. Ну и прекрасно, она все равно выйдет за этого падшего ангела с глазами как две темные бездны. Дав брачный обету алтаря, она никогда больше не вспомнит о Гидеоне.

— Вы сказали, что ваша Ада утомлена, — решила переменить тему разговора герцогиня. — Она, видимо, в интересном положении? Простите мне мои расспросы, но я буквально обожаю ее. Она такая хрупкая. Я прикажу моему повару приготовить специально для нее зеленый суп из латука.

Гидеон попробовал возразить, но не успел.

— Видимо, у нее начались приступы тошноты, — продолжила герцогиня. — Когда я вынашивала моего первенца, меня прямо-таки выворачивало наизнанку. Я по два дня не покидала спальню и буквально питалась зеленым супом. Завтра я непременно пришлю вам его. Нет, лучше пришлю вам моего повара.

— Ваша светлость, — сказал Гидеон, — Ада вовсе не беременна. У нее больные легкие.

— О!

Элинор знала, что надо быть снисходительной к хрупкой маленькой Аде, которая почти все время лежала в постели либо на кушетке, то и дело покашливая. Но она не находила в себе места для жалости. Отец Ады связал ее с Гидеоном контрактом, когда тому было всего восемь лет. Ада владела тем, кем Элинор желала больше всех на свете.

— Пожалуйста, присядьте рядом и расскажите мне подробнее о ее состоянии, — попросила герцогиня, похлопывая Гидеона по руке. — Ах, Ада, бедный ангел! Возможно, она снова схватила простуду?

Обиднее всего было то, что Ада относилась к Гидеону равнодушно. Это было так несправедливо, что он достался именно ей! Элинор заметила это во время своих формальных визитов к ним вместе с материю.

Будь Элинор его женой, она бы не лежала на кушетке в гостиной, когда Гидеон возвращался домой, а бежала бы ему навстречу.

Ада же всего лишь милостиво протягивала ему руку для поцелуя, когда он входил.

— Ее кашель усилился в последние недели, — ответил Гидеон. — Она так страдает.

Было заметно, что он тоже страдает, глядя на нее. Что ж, из него получился порядочный, верный муж. Возможно, хорошо, что она, Элинор, не с ним. Она не могла бы проявлять постоянно такую выдержку и правильность, какую демонстрирует он. Он оказался таким безропотно покорным воле отца! Наверное, она должна была бороться за него — пробраться ночью на его балкон и тайно бежать с ним, не думая о последствиях.

Она пошла бы на край света с этим златокудрым прекрасным ангелом. Впрочем, хватит, надо гнать прочь эти мысли. Она должна выйти замуж, обзавестись семьей и детьми. Должна выбросить Гидеона из головы.

Внезапно она услышала оживленные голоса и вскоре почувствовала, что кто-то стоит рядом с ней.

— Ваша светлость, — произнес Вильерс, склоняясь перед герцогиней. — И вы, Эстли, — поприветствовал он Гидеона.

Герцогиня протянула ему руку для поцелуя, делая вид, будто в этом новом явлении нет ничего особенного. Между тем все взоры в павильоне были прикованы к этой паре.

— Насколько я поняла, ваша светлость, нам с вами предстоит приятная прогулка по сельской местности. — Герцогиня расплылась в улыбке. — Не уверена, что у меня есть время для таких удовольствий, но я не могу не порадовать мою дочь.

— Лондон так скучен в конце сезона, — произнес Вильерс. — Пора отдохнуть от общества. Мне известно, сколько у вас друзей и обожателей, но иногда хочется оторваться от всех.

Элинор знала, что для матери нет ничего дороже вздохов восторженной толпы. Однако герцогиня вновь улыбнулась и даже слегка покраснела.

— Вы планируете поездку в деревню, герцог? — спросил Гидеон.

— У меня есть дело в Кенте, — ответил Вильерс.

Элинор задержала дыхание, Опасаясь, что он в своей непринужденной манере разовьет тему о внебрачных детях. Она надеялась отложить эту новость на самый последний момент. Возможно, после того как герцогиня выпьет пару порций бренди. Но Вильерс не сказал ничего лишнего. Элинор украдкой бросила взгляд на Гидеона.

— Вы, разумеется, слишком заняты и останетесь в палате лордов, — заметил Вильерс. — Какая жалость. Природа так прекрасна в это время года. Все эти муравьи и кузнечики... — Что-то вроде презрения отразилось на его лице.

— Вы совершенно правы, — равнодушно ответил Гидеон.

— Как жаль, что вы пренебрегаете вашим креслом в палате, Вильерс, — сказала мать Элинор.

— Не понимаю, почему я должен просиживать в палате? Мне совершенно неинтересно, что там происходит, — ответил Вильерс.

— Дать такое точное описание мог лишь тот, кто управляет делами в сельской местности, а не в королевском парламенте, — поддел его Гидеон.

— Чепуха. От фермера мало что зависит, — спокойно отозвался Вильерс, — его бизнес направляют король и рынок. И уверяю вас, Эстли, у рынка часто оказывается козырная карта, которая бьет короля.

— Рынок не решает главных проблем, — возразил Гидеон. — Что скажете о работорговле? Этот этический нонсенс стоит в парламенте в каждой повестке дня.

— Работорговлей правит сугубая выгода, деньги. Это зло надо вырубать под корень. Объявите работорговлю вне закона, и ей придет конец. Но вы продолжаете лоббировать ее, отделываясь мягкими полумерами.

— Это замечательно! — воскликнула мать Элинор. — Вы оба играете в одни и те же ворота!

— Как сказать, — начал Вильерс, скользнув глазами по Элинор, которая мгновенно поняла, что он обо всем догадался. Теперь он знает, что тот, кто, возможно, сгубил ее девственность, стоит сейчас перед ним.

— Не думаю, что мы играем в одни и те же ворота, — заявил Гидеон.

— Я верю вам, именно поэтому мои намерения чисты и благородны, — усмехнувшись, сказал Вильерс.

Гидеон задержал дыхание, отравленная стрела угодила точно в цель. Именно так и должно было случиться. Но даже Элинор не все поняла. Мать продолжала улыбаться.

— Это романтическое чувство должно быть совершенно внове для вас, — парировал Гидеон, видимо, располагавший слухами о беспорядочной жизни Вильерса.

Оба джентльмена были высокого роста, но Вильерс более крепкого телосложения. Он не ответил ни слова, но, судя по его виду, был разъярен. И это сразу почувствовала мать Элинор.

— Боже, взгляните, как нелепо сидит парик на мистере Бардслее, он сбит на сторону! — вскричала она, чтобы предотвратить скандал.

Вильерс с презрением отвернулся от Гидеона и улыбнулся Элинор.

О, эта улыбка! Она одна могла бы выманить уплывающую прочь Клеопатру из ее золотой гондолы, могла бы заставить Вирсавию выйти из купели во всей ее нагой красе.

Это была улыбка мужчины, пренебрегавшего честью и добродетелью, но весьма сведущего, разбиравшегося во многих и, других вещах...