Будь моей навсегда - Френсин Паскаль

И все-таки Тодд никак не мог заставить развеяться этосомнение. Впрочем, теперь он все равно ничего не мог сделать, кроме какдожидаться, когда же в конце концов появится Элизабет.

Когда Элизабет снова очнулась, первое, что онапочувствовала, был холод. Нет, не пронизывающий ветер, а прохладные струйкивоздуха, которые, похоже, просачивались сквозь крохотные дырочки в стене илиеще в чем-то там, куда ее поместили. Она чувствовала, что находится уже не вфургончике. Под собой она не ощущала никакого движения, и этот дух сырости,который она припомнила, сменился острым запахом затхлого мусора и жареной пищи.Но она была совершенно не в состоянии определить, где находилась: она связана,на глазах — повязка, во рту — кляп, да к тому же и перепугана была Элизабетбольше, чем когда-либо за всю свою жизнь.

Во всяком случае, пока что она еще была жива.

Боли она больше не испытывала, только вот голова была слегкатяжеловатой от того, что заставило ее потерять сознание, чем бы это ни было.Элизабет вспомнила, что поверх ее носа и рта была плотно прикреплена тряпка,чем-то пропитанная. Но воспоминания о том, как же ее все-таки похитили,по-прежнему были неопределенными.

Впрочем, в этом-то и не было ничего важного. Наибольшее значениеимело другое — где она находится сейчас и что должно с ней произойти. Теперь,когда холодный воздух помогал ей прояснить мысли, она должна была попытатьсявыбраться отсюда. Руки ее по-прежнему были связаны веревкой, а пошевелившись,Элизабет сообразила, что и все остальное тело тоже было крепко связано. Стул,на котором она сидела, скребся по голым доскам пола, когда она изо всех силстаралась высвободиться. В течение нескольких минут Элизабет неистово дергала веревки,надеясь, что трение поможет распутать их. Но все было бесполезно: веревки нежелали даже сдвинуться с места.

Она пыталась закричать, но кляп заглушал ее крики. Так гдеже она? И что должно с ней случиться?

Элизабет чувствовала, что приходит в бешен­ство от этихвопросов, вертевшихся в ее сознании. У нее не было ни малейшего представленияни о том, давно ли она здесь находится, ни о том, много ли времени миновало стех пор, как ее самым жестоким образом вытащили из собственного автомобиля.Впрочем, как даже и о том, подозревает ли вообще кто-нибудь, что она пропала.Пользуясь доступными ей ограниченными движениями, Элизабет попыталась составитьхоть какое-то представление о своем состоянии. Слегка встряхнув головой, онапоняла, что ее волосы по-прежнему уложены сзади в косу. Затем, прижав к телусвязанные руки, она пришла к заключению, что на ней все еще была ее больничнаяформа, относительная свежесть которой подсказывала, что без сознания онапробыла не так уж и долго — ну, может быть, пару часов, но уж никак недень-другой.

Но кто же все-таки мог проделать это с ней? И чего ради?Элизабет изо всех сил думала: у кого мог найтись хоть какой-нибудь поводпричинить ей вред — но так ничего и не придумала. И тем не менее она не моглаподавить назойливого ощущения, что это должен был быть кто-то из известных ейлюдей. Ей даже казалось, что она видела его перед тем, как потеряла сознание,но его образ теперь был как бы закрыт для ее восприятия. Это сводило ее с ума,напоминая о том периоде, когда, попав в аварию на мотоцикле, она временновообще забыла, кто она такая. Да, понимать, что тебе известно нечто, но быть нев силах перенести это из своего подсознания в сознание...

Она услышала, как где-то в отдалении быстро проехалавтомобиль, потом его тормоза пронзительно взвизгнули, видимо, при повороте закакой-то угол. Элизабет напрягла слух, чтобы расслышать что-нибудь еще, но различитьничего конкретного она не смогла, не было слышно ничего такого, что указывалобы на ее близость к каким-либо домам. К каким-то людям. К помощи.

Глаза Элизабет заслезились под тугой матерчатой повязкой,державшей их закрытыми. Вот как раз в эти минуты ей бы следовало смеяться,танцевать и вовсю развлекаться на званом вечере у Регины Морроу, а не дрожать вэтом жутком темном помещении, не сидеть тут связанной, беспомощной изапуганной, не пытаться избавиться от снова и снова повторяющегося в ее мозгурефрена, подобно кошмарной магнитофонной записи, которую она была не в силахвыключить: «ЧТО ЖЕ БУДЕТ СО МНОЙ? НЕУЖЕЛИ МНЕ ПРЕДСТО­ИТ УМЕРЕТЬ? НЕУЖЕЛИ ЯУМРУ, УМРУ?..»

И внезапно она услышала хруст автомобильных покрышек,движущихся по грязи и камню, в сопровождении громыхания мотора, который давнопора было бы отрегулировать. Потом мотор смолк, а спустя несколько секундхлопнула закрывшаяся дверца. По звуку это было совсем близко, похоже, что прямоу того здания, в котором она находилась.

Элизабет вздрогнула. Вернулся ее похититель! Она не знала,что было хуже: ужасный страх от непонимания смысла происходящего или же полноеосознание того, что вот-вот, всего через несколько мгновений, все выяснится.

Мгновений, которые могут оказаться последними в ее жизни.

Элизабет слышала, что тяжелые неспешные шаги снаружиненадолго смолкли, и какой-то ключ заскрежетал в замке, как она предположила,парадной двери. Когда дверь открылась, а затем захлопнулась, Элизабетпочувствовала, как по всему ее телу прокатывается новая волна холода. Только на.этот раз это был не свежий вечерний воздух, а холодная испарина отнеослабевающего страха.

Помогите! — попыталась крикнуть она сквозь кляп.

Мужчина продолжал идти по комнате.

Помогите! — снова закричала она.

На сей раз мужчина, должно быть, расслышал ее приглушенныекрики: его тяжелая поступь с каждым приближающимся к ней шагом становилась всеболее громкой и угрожающей. И вот он уже оказался там, прямо перед ней, и еготуфли уперлись вплотную в трясущиеся ноги Элизабет.

Она мысленно стала молиться. Сознавая, что это, возможно,конец, она пыталась укрепить себя в предвидении самого худшего. Поскольку Элизабетничего не могла сделать, чтобы остановить его, она надеялась, что похитительпокончит с этим быстро и не станет вначале мучить ее. То есть мучить физически.Эти последние несколько минут стали для нее такой психической пыткой, которуюбыло почти невозможно переносить.

В темноте она почувствовала, что его рука приближается к ееголове. Чтобы задушить? Оглу­шить до бесчувственности? Или, благодаря какому-точуду, снять с нее эти путы?

Перестаньте. Пожалуйста, перестаньте! Я не хочу умирать! —эти ее приглушенные слова были единственной защитой, доступной Элизабет.

А вот в то, что мужчина сделал дальше. Элизабет просто не моглаповерить. Он осторожно запустил свои толстые короткие пальцы в те волосы, апотом медленно и методично принялся расплетать косу, пока нежные светлые волосыне упали ей на плечи. А потом он погладил прядки ее волос и прошептал:

Все хорошо. Я не собираюсь причинять тебе вреда. Все будетпросто замечательно.

Хотя Элизабет и не могла точно определить, чей это голос,звук его показался ей смутно знакомым. Однако его слова мало чем успокоили еестрахи. У нее не было никаких оснований доверять ему. Было весьма похоже на то,что он лгал и что его нежное обращение с ее волосами было в своем роде прелюдиейк насилию. Элизабет жестко сидела на стуле, все ее мышцы напряглись от страха.