Бессмертная и невозвратная - Мэри Дженис Дэвидсон

Он попытался подойти ко мне, но повсюду были разбросаны пакеты с одеждой из химчистки и он попал в ловушку из них. Когда он споткнулся, я пожевала внутреннюю сторону щеки и посмотрела него невинным широко распахнутым взглядом. Не смеяться, не смеяться, только не засмеяться…

Его черные глаза сузились, он топтал несчастный пакет, из которого со свистом выходил воздух.

— Ты улыбаешься, девочка?

— Нет, Эрик.

Девочка? Это что-то новенькое.

— Послушай, с трудом я могла бы выставить его на улицу.

— Тогда почему ты этого не сделала?

— Эрик, перестань. Давай я сама подойду к тебе.

— Проклятье, так и быть, — пробормотал он и схватил меня за локти.

— Эй! Ты только хочешь трахнуть меня, верно? Ты же не заставишь меня чистить щеткой все твои костюмы или делать еще что-нибудь такое ужасное?

— Успокойся.

Он притянул меня к себе в диком поцелуе, затем бросил на кровать и приземлился на меня сверху как кошка. Мгновение, и одна его рука уже у меня под юбкой, снимает колготки, а второй он расстегивает свои брюки. В то время, как он был занят всем этим, его язык путешествовал у меня во рту. Я попыталась помочь ему и передвинуться, но он не позволил. Таким образом, я могла только лежать и — как они там говорят? — думать об Англии. Кроме того я думала о его огромном члене и пускала слюни, предвкушая все то, что он им со мной сделает.

Он вошел в меня, и хотя я еще не была готова, я не возмутилась. Мы оба застонали, когда он попробовал двигаться быстрее и сильнее. Он остановился, поцеловал меня и спрятал свое лицо у моего горла, мои ноги обвивали его талию. Его рубашка была еще застегнута, и мы оба даже не сняли носки.

Наконец он полностью скользнул в меня, я подняла бедра навстречу ему и мы нашли своего рода гармонию. Это было лучше, намного лучше, не просто лучше — это было фантастически. Я любила чувствовать его руки на своем теле, сильные и неистовые. В моей голове прозвучал его голос: «Никогда не позволяй кому-либо еще… никогда. Ты моя, моя, моя, МОЯ, МОЯ».

Слишком неистово. Он напрягся во мне, и хотя я была еще за много миль от оргазма, я не возражала. Я знала, что весь следующий час он проведет, делая приятное мне.

Он со стоном обрушился на меня, и я засмеялась — моя рубашка тоже все еще была на мне. Но с этой разбросанной одеждой и всеми этими пластиковыми пакетами, комната выглядела как Filene's Basement[16]в день хорошей распродажи.

— Не смейся надо мной, ты, ужасная женщина, — беззлобно сказал он.

— Извини, Эрик. Ты преподал мне на самом деле хороший урок. Считай меня наказанной. Кроме того, завтра прибывают Миннесота Вайкингс[17].

Он снова вздохнул.

— Ты убиваешь меня. Тебе должно быть стыдно.

— Ха! — Я обвила его талию ногами и пощекотала его за ухом, в местечке, которое как я знала, было очень чувствительным, — Готов продолжать?

— Убиваешь меня, — пробормотал он, медленно расстегивая свою рубашку, но не смог скрыть блеск в глазах и внезапную вспышку интереса, — Правительство Миннесоты осуждает предумышленное убийство, ты же знаешь.

— Правительство Миннесоты осудило бы большую часть того, что происходит в этом доме.

Я стянула свои земляничного цвета носки и подбросила их в воздух.

— Ну что, супруг, поехали?

— Возможно, но они также не думают о суициде — хмыкнул он, но затем он снова поцеловал меня, и мне стало слишком хорошо, чтобы о чем-то думать.

— Что ты собираешься делать? — прошептала Джессика.

— Я уже говорила тебе. По меньшей мере, три раза. Черт побери, ты меня не слушаешь?

— В твоей жизни столько пустяков, что мне приходится фильтровать то, что ты говоришь.

— Я что, шестичасовые новости, чтобы так со мной поступать?

— Точно! — сказала она, даже не собираясь извиняться, — Иногда так трудно помнить, что важно, а что нет.

— Просто замечательно! Кажется, здесь… один-десять, один-одиннадцать, один-двенадцать.

Мы остановились перед закрытой дверью, которая, как и все двери в домах престарелых, пыталась выглядеть по-домашнему уютной, но ей это не удавалось. Что бы вы ни делали с ними, они выглядели, ощущались и пахли как больничные.

Я тихо постучала и, не дождавшись ответа, толкнула дверь. Она со скрипом открылась, и я увидела старенькую леди, сидящую на краю дальней кровати.

Она улыбнулась, увидев нас. Ее десны выглядели точно так же как и у малыша Джона.

— Э… привет, — сказала я, проходя в комнату. Джессика шла прямо за мной.

— Я Бетси. А это Джессика.

Она приложила ладонь к уху. Она выглядела точно так, как выглядят практически все старушки в Миннесоте, которых я когда-либо видела — седая, голубоглазая, худая и морщинистая. На ней были типичные старушечьи колготки, которые скатывались к коленям. Желтый выцветший халат был застегнут на все пуговицы до самого воротника.

— Ммм? — спросила она.

— Я сказала…

Я подошла поближе. За нами со скрипом закрылась дверь. Слава богу! Немного уединенности.

— Я Бетси, а это Джессика.

— Ммм?

Ох, великолепно. Я приблизилась к ней практически на расстояние поцелуя. От нее сильно пахло яблочным соком. Это вернуло меня к ужасным воспоминаниям о том времени, когда я добровольцем работала в госпитале. Только Богу известно как я тогда пахла. Вероятно, как Ангел Смерти.

— Энни прислала меня! — кричала я, — Она просила сказать вам…

Она придвинулась еще ближе. Расстояние между нами было меньше дюйма.

— Ммм?

— Энни просила сказать вам, что не было никакого чека! — прокричала я, игнорируя хихиканье Джессики. Великолепно! Возможно, несколько медсестер с первого этажа еще не услышали первую часть этой чрезвычайно секретной беседы. — Но там был счет и вот здесь вся информация, что вам необходима, чтобы обналичить его!

Я вручила ей свернутый листок бумаги.

— No se…, — она покачала головой, — No se, no se[18].

— Ох, черт побери! — я сопротивлялась искушению выбросить кровать в окно, — Энни никогда не упоминала об этом.

Джессика уже практически лежала на соседней кровати в истерике, держась за живот от смеха.