Камера - Джон Гришэм

Как и большинство действительно солидныхюридических компаний, чьи доходы выражались астрономическими цифрами, “Крейвицэнд Бэйн” имела небольшую секцию pro bono[4] – ведь надо же было возвращатьморальные долги обществу! Фирма гордилась своим полноправным партнером,несколько эксцентричным альтруистом Гарнером Гудмэном. Его просторный кабинет,где в приемной сидели две секретарши, находился на шестьдесят первом этаже.Рекламный проспект фирмы особо подчеркивал значимость, которую руководствопридавало бескорыстной заботе о благе сограждан. В частности, там упоминалось,что за один лишь 1989 год сотрудники “Крейвиц энд Бэйн” пожертвовалишестьюдесятью тысячами своих поистине бесценных рабочих часов в пользу неимущихклиентов. Сердобольные юристы опекали оставшихся без родителей детей,осужденных на смерть бедолаг, нелегальных эмигрантов и бездомных. На снимке впроспекте представали двое молодых адвокатов: без пиджаков, узлы галстуковрасслаблены, под мышками пятна пота, они стоят в окружении бедно одетых детишекна фоне трущоб. Наши юристы спасают общество!

Одна из таких брошюр лежала в тоненькой папкеАдама Холла, неторопливо шагавшего по коридору шестьдесят первого этажа ккабинету Гарнера Гудмэна. Остановившись, Адам заговорил с молодым коллегой:раньше он того в фирме не видел. Перед Рождеством всем сотрудникам выдалинагрудные значки с именами. Люди могли долгие годы работать бок о бок и незнать друг друга – непорядок! Две-три приветственных фразы, и Адам уже входил вприемную. Сидевшая за компьютером секретарша лучезарно улыбнулась:

– Мистера Гудмэна? Будьте добры подождать. –Она кивнула в сторону ряда кресел.

До назначенной на десять утра встречиоставалось пять минут. “Какое это имеет значение? – подумал Холл. Сейчас егождет работа pro bono. – Забудь о ставке, выбрось из головы премиальные”. Всвоем рвении творить добро мистер Гудмэн отказывался смотреть на часы.

Адам пролистал папку, усмехнулся, глядя наколлег с фотоснимка, еще раз перечитал собственное резюме: колледж вПеппердайне, юридическая школа Мичигана, редакторская работа в профессиональномжурнале, статьи по вопросам неоправданно жестоких наказаний, заметки онескольких смертных приговорах. Резюме, конечно, скромное, но длядвадцатишестилетнего специалиста он смотрится неплохо. В фирме “Крейвиц эндБэйн” Адам Холл успел проработать всего девять месяцев.

За резюме настал черед комментариев Верховногосуда страны относительно применения смертной казни в Калифорнии. Пробежавбумаги глазами, Адам сделал несколько выписок.

Секретарша поинтересовалась, не хочет ли онкофе, но предложение ее было вежливо отклонено.

* * *

Кабинет Гарнера Гудмэна вечно выглядел так,будто по нему только что пронесся смерч. Папкам с делами уже не хватало местана стеллажах, пыльными стопками они высились по углам, валялись, распахнутые,на полу. Груды бумаг покрывали огромный стол. Ковер под ним пестрел скомканнымиразноцветными конвертами. Если бы не опущенные жалюзи, из окна открывался бывеликолепный вид на озеро Мичиган, но хозяин кабинета не располагал временем,чтобы любоваться дивным пейзажем.

Мистер Гудмэн был уже достаточно пожилым мужчинойс пышной седовласой шевелюрой и аккуратной белой бородкой. Туго накрахмаленнаярубашка, казалось, скрипом отзывается на каждое его движение. Темно-зеленыйгалстук-бабочка находился там, где ему и положено, то есть точно по центрумежду уголками воротника.

Войдя, Адам осторожно обошел разбросанные пополу бумаги. Гудмэн не поднялся ему навстречу, но нетерпеливым жестом протянулруку. Холл вложил в нее свою папку и уселся на единственный в кабинетесвободный стул. Минут десять он с тревогой наблюдал за тем, как сухие белыепальцы переворачивают страницу за страницей, теребят клинышек бородки,проверяют, не сбился ли в сторону галстук.

– Так чем же привлекла вас работа pro bono? –после длительного молчания, не отрывая взгляда от бумаг, монотонно спросилГудмэн.

Из скрытых динамиков лилась тихая классическаямузыка.

– М-м… В общем-то причин несколько… – Адамнервно поерзал на стуле.

– Догадываюсь. Вы горите желанием послужитьлюдям, принести пользу человечеству. Или ваша совесть уже не может мириться счудовищными гонорарами, душа стремится к очищению, а руки соскучились потяжелому, но благородному труду. – Поверх тонкой металлической оправы очков наХолла смотрела пара холодных голубых глаз. – Верно?

– Не совсем.

– Сейчас ваш напарник – Эммит Уайкофф, так? –Гудмэн взмахнул отзывом старшего партнера, который руководил работой молодогоюриста.

– Да, сэр.

– Отличный специалист. Честно говоря, сам я отЭммита не в восторге, но у него блестяще организованный ум. Он входит в тройкунаших лучших экспертов по уголовному праву. Зато характер просто невыносимый.Согласны?

– Мы неплохо ладим друг с другом.

– И как долго?

– С самого начала. Девять месяцев.

– Значит, вы у нас уже девять месяцев?

– Да, сэр.

– Нравится здесь? – Закрыв папку, Гудмэн снялочки и стиснул их правую дужку крепкими зубами.

– Я люблю свою работу.

– Еще бы. Но почему вы выбрали именно нашуфирму? Перед вами распахнула бы двери любая контора. Почему вы пришли к нам?

– Меня привлекают уголовные дела. А у “Крейвицэнд Бэйн” в этой сфере весьма прочная репутация.

– Сколько вы получили предложений? Уж простителюбопытного старика.

– Не помню.

– И откуда?

– Главным образом они поступали изфедерального округа Колумбия. Одно, правда, было из Денвера. Нью-йоркские фирмыменя не интересовали.

– Какой же оклад мы вам дали?

Адам нервно раздвинул колени. Неужели Гарнер,партнер, не знает, сколько фирма платит новичку?

– Что-то около шестидесяти тысяч. А ваш?Впервые за время беседы Гудмэн улыбнулся:

– Четыреста тысяч долларов в год. Такая суммапозволяет боссам непринужденно трепать языками о социальной защищенности бедныхюристов. Четыреста тысяч, верите?

Слухи об этом до Адама доходили.

– Но вы не жалуетесь, а?