Ошибка президента - Фридрих Незнанский

Президент закрыл глаза, ожидая, когда же начнется магическое действие препарата. Внезапно все вокруг поплыло – он лишь смутно, будто сквозь пелену видел лица членов делегации, охранников, стюардов… Их голоса, еще совсем недавно звучавшие тихо, но достаточно отчетливо, пропали. Свет стал меркнуть.

Не прошло и минуты, как Президент России и его жена погрузились в глубокий обморок.

– Вот здесь, Василь Василич, – говорил Петя Бояркин капитану Сивычу, когда они вместе подъезжали на милицейской машине к дому номер два по Мыльникову переулку. – Я в этой квартире был позавчера, жильцы вызвали, жаловались на шум. Двое соседей там пьяный дебош чуть не каждую ночь устраивали. А теперь, видите, дошло до поножовщины.

Петя продолжал еще что-то говорить, по-прежнему удивляясь, что такое мелкое дело, как драка между двумя неработающими алкоголиками, которая пусть даже окончилась тем, что одного увезли в больницу, могло вызвать интерес у капитана Сивыча, занимавшегося в МУРе преступлениями, связанными с приватизацией квартир и вообще квартирным вопросом.

Когда накануне поздно ночью в районное отделение милиции позвонила Софья Андреевна из девятнадцатой квартиры, лейтенант Бояркин, который как раз в тот день дежурил, решил было, что неработающие Шевченко и Станиславский опять напились и шумят в коридоре, и хотел отделаться общими словами, намекая на то, что сделать с ними все равно ничего нельзя, но Софья Андреевна твердо сказала:

– Надо приехать, Петя. Мне кажется, там что-то случилось. По-моему, они там поубивали друг друга. То кричали, а теперь вдруг совершенно тихо. И кровавые пятна в коридоре.

– «Скорую» вызывали? – машинально спросил Бояркин.

– Кто ж ее вызовет? Мы, соседи, не в курсе того, что у них там. А из них никто не выходил. Моя дверь как раз напротив телефона, я бы услышала.

– Так заснули, наверно, – продолжал Бояркин, стараясь отделаться от неизбежного похода среди ночи. – Не волнуйтесь, гражданка Корнилова. Давайте подождем до утра.

– Как бы до утра один из них не заснул навеки, – холодно ответила гражданка Корнилова. – Поймите, мне они дороги лишь постольку, поскольку являются одушевленными существами, не более того. Ну, решайте сами, товарищ Бояркин, будем ли мы сейчас вызывать карету «скорой помощи» или утром звонить в морг.

Она произнесла «товарищ Бояркин» таким тоном, что Пете ничего не оставалось, как, тяжело вздохнув и проклиная все на свете, отправиться уже по очень хорошо знакомому адресу.

Софья Андреевна Корнилова оказалась права– Шевченко и Станиславский, крепко выпив еще днем, вечером, начали свои обычные ссоры, но на этот раз дело не ограничилось обычной руганью и кулаками. Станиславский схватил со стола длинный острый нож и несколько раз ткнул им своего противника.

После этого, испугавшись содеянного, он притих, попытался перевязать раненого товарища, зачем и вышел на кухню. В поисках чего-нибудь перевязочного он изорвал посудное полотенце одной из соседок – Гали Кутиковой. Тогда-то и появились на полу кровавые подтеки, которые заметила гражданка Корнилова.

Войдя в комнату, где проживали неработающие, лейтенант Бояркин увидел истекающего кровью Шевченко и сидящего в углу Станиславского. Он, казалось, был в состоянии ступора и ни на что не реагировал.

– Ну что, режиссер, допрыгался? – спросил участковый.

Первым делом Петя вызвал «скорую», которая увезла Шевченко. Врач, осматривавший его, с сомнением покачал головой:

– Дело серьезное, слишком большая потеря крови. Хотя кто знает… Хорошо еще, что ничего существенного, кажется, не задето, кроме правого легкого.

После этого приехала милицейская машина и забрала Станиславского.

Тем временем в коридор вышли соседи. Софья Андреевна Корнилова была уже не в халате, а в домашнем сарафане с блузкой, какой обычно носила днем, и у Пети Бояркина, который ходил по дому в трусах и майке, даже промелькнуло удивление: «Она что, переоделась или просто еще не ложилась?» Запахивая на ходу халат, появилась Галя – Галина Алексеевна Крутикова, блеклая сухая женщина с большими печальными глазами на бледном лице, а затем и всклокоченный Сережа Ройберг, тоже официально не работающий, но писавший в анкетах: «художник-постмодернист».

– По крайней мере, хоть некоторое время поживете спокойно, – заметил, уходя, лейтенант Бояркин.

– Не беспокойтесь, Гамлет нас не оставит. Найдет других, еще похуже, – заметила Софья Андреевна.

«Опять этот Гамлет, – удивленно подумал Петя Бояркин. – Вот что значит – старость». Но вслух ничего не сказал.

Ну и конечно, не стал об этом рассказывать капитану Сивычу.

– А жильцы случайно Гамлета Карапетяна не упоминали? – внезапно спросил Сивыч, когда машина остановилась у дома номер два.

От этого вопроса Петя Бояркин чуть не подпрыгнул на месте. Лейтенанту понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, что таинственный Гамлет, видимо, не был игрой старушечьего воображения, как он предполагал до этой секунды, а лицо реально существующее.

– Гамлета? – переспросил он на всякий случай.

– Ну да, – подтвердил Сивыч. – Владельцем этой комнаты является Гамлет Карапетян.

– Но прописан…

– Прописан – да, – ответил Сивыч. – Но прописка и владение вещи разные. У нас в стране сейчас интересная ситуация, одновременно действуют две системы: старая – с прописками, выписками, записями в домовую книгу и новая – владение.

– Но… – хотел что-то сказать Бояркин, однако передумал, понимая, что в этих вопросах он не очень компетентен.

– Сейчас можно владеть квартирой, но не быть там прописанным или быть прописанным в квартире или комнате, которой владеет другой человек.

– Странно это как-то, – покачал головой лейтенант Бояркин.

– Странно или нет, но это «реалии наших дней», – сказал Сивыч, подражая голосом и интонацией последнему советскому Генсеку.

Они уже поднялись на второй этаж и теперь звонили в квартиру номер девятнадцать. По просьбе Бояркина все жильцы квартиры были сегодня дома. Организовать это оказалось делом несложным – никто из них в настоящее время нигде не работал.

– Капитан Сивыч, – представился Василий Васильевич трем квартиросъемщикам,– Ну рассказывайте, что тут у вас и как. Только давайте где-нибудь присядем. Мне надо записывать, а разговор у нас займет некоторое время.

– Тогда прошу ко мне, – кивнула седовласая старушка в темно-сером шерстяном сарафане и кремовой шелковой блузке, кружевной воротничок которой был сколот брошью в стиле «модерн», по-видимому для того, чтобы скрыть дряблую шею.

Сивыч и Бояркин аккуратно вытерли ноги и прошли по коридору к двери, за которой располагались две большие смежные комнаты, занимаемые гражданкой Корниловой.

Петя Бояркин, хотя и бывал в девятнадцатой квартире уже несколько раз, в комнаты к жильцам не заходил, если не считать жилища Шевченко и Станиславского, и теперь вид комнат Софьи Андреевны поразил его. Кроме телевизора, здесь, по-видимому, не было ни единого предмета, которому не исполнилось бы меньше ста лет. По крайней мере, создавалось такое впечатление. Мебель красного дерева, гобелены и картины на стенах, фотография дамы в шляпе с перьями и мужчины с небольшой бородкой и усами, в изящной рамке стоявшая на комоде, – все было таким же древним, как и сама обитательница этих комнат.