Лето ночи - Дэн Симмонс

Дейл тяжело дышал. Он вдруг почувствовал головокружение и хотел закрыть глаза, но побоялся, что потеряет равновесие и упадет. Прямо в воду. В эту темную воду. В воду, где его что-то поджидает.

Перестань бояться, черт возьми! Прекрати! Эта мысль была такой отчетливой, что ему показалось, что это крикнула мама. Прекрати! Успокойся немедленно, несчастный слюнтяй. Он старался дышать поглубже и продолжал отдавать сам себе приказы, чтобы выйти из паники. Это немного помогло.

Ты не до конца поднял рукоятку рубильника. Рукоятка упала сама.

Почему? Я поднял ее до упора.

Нет, не до упора. Пойди и поправь рукоятку.

Свет от фонарика почти погас. Дейл энергичным шлепком вернул его к жизни. По всей комнате теперь слышались плеск и хлюпанье воды. Словно целое поколение пауков проснулось и попадало со стропил. Свет метался по комнате, касаясь всего, но ничего не освещая. Здесь было больше тени, чем предметов. Паучьи ноги.

Дейл выругал себя трусом Он шагнул вперед. Вода вокруг него забурлила. Он сделал еще шаг, встряхивая фонарик каждый раз, когда тот угрожал выйти из строя. Теперь вода была выше пояса. Это невозможно. Но это так и есть. Смотри, не свались в колодец грязевого насоса. Он двинулся влево, стараясь держаться ближе к стене.

Теперь он повернул, не уверенный, что идет в правильном направлении. Луч света был таким слабым, что не доставал ни до стиральной машины, ни до сушилки. Дейл боялся, что идет к задней стене, там, где стена не доходит до потолка и где маленькие горящие глазки выглядывали из лаза, даже при свете и… Прекрати сейчас же!

Дейл остановился. Он с силой ударил по основанию фонарика и на секунду луч стал ярким и широким. Скамья была шагах в десяти слева. Он действительно выбрал неверное направление. Еще три шага и он бы упал в колодец грязевого стока. Дейл повернул и начал пробираться к скамье.

Луч потух. Прежде чем Дейл поднес фонарик к своему бедру, к нему прикоснулось что-то другое. Что-то длинное и холодное. Оно, казалось, тыкалось в него, как морда старой собаки.

Дейл не закричал. Он заставил себя подумать о намокшей газете и упавшем инструментальном ящике, он заставлял себя не думать о других вещах. Холодное прикосновение на миг пропало, потом появилось снова, стало сильнее. Он не кричал. Дейл ударил по фонарику, потряс его, перевернул. Вспыхнул слабый лучик, более похожий на язычок свечи, чем на свет фонарика.

Дейл опустил его и навел умирающий луч на поверхность воды.

Тело Тубби Кука покачивалось под поверхностью воды дюймах в десяти от нее. Дейл узнал его сразу, хоть тело было обнаженным и совершенно белым – белизной гнилого гриба – и ужасно распухшим. Даже лицо было раза в два или три больше человеческого, будто тесто всходило до тех пор, пока не лопнуло от внутреннего давления. Рот под водой был широко открыт, хоть на поверхности не появлялось никаких пузырей, десны почернели и куда-то провалились, так что каждый зуб казался огромным желтым клыком. Тело бесшумно плыло под поверхностью воды так привычно, будто находилось здесь уже недели и будет находиться здесь всегда. Одна ладонь была почти над поверхностью так, что Дейл отчетливо видел каждый палец, распухший до того, что казался странной белой сосиской. Казалось, что они слегка шевелятся, когда течение подталкивало их.

И вдруг, в восемнадцати дюймах от лица Дейла, тело Тубби открыло глаза.

За эти три недели дождя и ненастья Майк понял, кто и что такое Солдат и как с ним можно бороться.

Смерть Дьюана Макбрайда глубоко потрясла Майка, хоть он и не считал себя таким близким его другом, каким был Дейл. Майк, после того, как остался в четвертом классе на второй год – причиной этого были трудности с чтением, буквы в словах как Майк ни старался понять их смысл, представали перед ним каким-то случайным рисунком – так вот, после этого Майк стал считать себя полной противоположностью Дьюану МакБрайду. Дьюан и читал, и писал намного легче и более бегло, чем любой из взрослых, которых знал Майк, за исключением, может быть, отца Каванага. В то время как самому Майку едва удавалось за день осилить чтение одной из газет, которые он разносил. Он не обижался на эту разницу, в конце концов не вина Дьюана, что он такой умный. Майк уважал его способности, так же как он уважал способных спортсменов или прирожденных рассказчиков, как, например, Дейл Стюарт. Но бездна между двумя мальчиками-сверстниками была гораздо глубже, чем пропасть между разными классами, в которых они теперь учились. Майк завидовал Дьюану МакБрайду поскольку перед тем открывалось множество путей, это были не привилегии, Майк знал, что МакБрайды едва ли не более бедны, чем О'Рурки, нет, это были пути к постижению истин и их пониманию, пути, которые Майк еле-еле нащупывал во время бесед с отцом Каванагом. Он полагал, что Дьюан обитает в недоступных царствах мысли, слушая голоса давно умерших людей, звучащие со страниц книг, так же как он слушал по ночам радиопередачи, сидя в своем подвале.

Майка охватило чувство… Не то, чтоб потери, хотя оно тоже присутствовало, скорее это было чувство потери миром равновесия. Будто бы они с Дьюаном вместе пилили дрова, как однажды в детском саду миссис Блэквуд, когда они были маленькими, и теперь один из партнеров исчез и равновесие нарушено.

И один из детей, тот, что поглупее, остался в одиночестве.

Бесконечный дождь не смог помешать Солдату прийти снова. Как не помешал кому-то скрестись под полом.

Майк постарался вести себя поумнее: он сказал отцу, что какой-то странный парень слоняется вокруг их дома. Он даже рассказал ему о туннелях под домом.

Теперь мистер О'Рурк был слишком толстым, чтобы самому лазать под дом, но он дал Майку веревку и попросил законопатить всю глубину туннеля, и также дал яд, чтобы обрызгать приманки, будто бы под домом обитал гигантский опоссум. Майк полез под дом, не помня себя от страха, но причин бояться не было. Дыры исчезли.

Отец поверил его рассказу о парне в странном мундире – Майк никогда прежде не лгал ему, да и никому из взрослых – но он подумал, что это какой-нибудь лоботряс приударяет за одной из его дочек. Как мог Майк сказать, что это было нечто совсем другое, что-то, что охотится за Мемо? Может это и вправду был какой-нибудь солдат, с которым Пег или Мери познакомились в Пеории и который теперь болтался поблизости. Правда, девушки отрицали это, ни одна из них не была знакома ни с одним солдатом, за исключением База Уиттакера, которого восемь месяцев назад забрали в армию. Но Баз Уиттакер служил в Кайзерлаутерн в Германии, о чем его мать с гордостью рассказывала каждому, показывая его малограмотные письма и красивые открытки.

Нет, это был не Баз Уиттакер. Майк прекрасно знал База, и у Солдата было совсем другое лицо. Вернее сказать, у него вообще не было лица.

Поздно вечером четвертого июля Майк услышал странный шум – понял, что он реальный – и мигом скатился с лестницы, держа в одной руке биту и ожидая увидеть свернувшуюся калачиком Мемо на ее обычном месте в кровати, горящую керосиновую лампу, мотыльков, бьющихся о стекло в попытках добраться до пламени. Все так и было. Но кроме этого за окном был Солдат. Он стоял, прижавшись к стеклу лицом.