История Русской армии. Том 2. От реформ Александра III до Первой мировой войны, 1881–1917 - Антон Антонович Керсновский

если крестный путь Сербии не облегчился, вина не тех русских воинов, что тысячами повисали окровавленными клочьями на оледенелой проволоке врага в те декабрьские дни на Стрыпе!

Сближение 15 декабря обошлось в 5000 человек, причем особенно пострадал V Кавказский корпус, бывший в эту операцию в составе 2-й и 4-й Финляндских стрелковых дивизий. Атаки с 16 по 19 декабря велись II армейским корпусом, причем V Кавказский топтался на месте. 26 декабря атаковала 3-я Туркестанская стрелковая бригада, захватившая 1500 пленных и 8 орудий (20-м полком), но не бывшая в состоянии развить успеха. Потери 7-й армии составили 24 828 человек, а всему Юго-Западному фронту декабрьская попытка наступать обошлась в 47 000 человек.

После этого неудачного наступления Ставка взяла назад войска гвардии. Из 8-й армии еще раньше был отправлен на север — в 10-ю армию — XXIV армейский корпус (замененный XXXII корпусом 9-й армии), а из 7-й армии — V Кавказский. Повинуясь настояниям западных союзников, Ставка обратила все свое внимание на север от Полесья. Юго-Западный фронт окончательно был признан второстепенным.

Январь и февраль прошли на всем театре войны спокойно. Единственным выдающимся событием здесь был исключительно смелый налет капитана Щепетильникова с колыванцами 27 февраля по уже вскрывавшемуся льду озера Нарочь. Ввиду начавшейся оттепели поставленные немцами на льду поперек озера Нарочь проволочные заграждения упали. Поверх льда проступила вода. Капитан Щепетильников взял с собой все команды 40-го пехотного Колыванского полка, коими он заведовал: 600 штыков при 16 пулеметах Кольта и 8 ружейных пулеметов. Выступили в темноте и, нагрянув на немцев врасплох, захватили четыре их батареи, приведя в полную негодность 14 орудий и взяв в плен 9 штаб- и обер-офицеров и 163 нижних чина. Назад отошли под огнем, переходя по доскам через трещины во льду. Результаты могли быть еще значительнее, но начальник штаба 10-й пехотной дивизии сплоховал и не поддержал вовремя капитана Щепетильникова екатеринбургцами, как то было условлено. Наши потери составили около четверти всего отряда. Это дело надо поставить наравне с ледяным походом Багратиона на Аланд и с атакой Шелефтео 3 мая 1809 года по вскрывавшемуся льду Ботнического залива. Переход Нарочского озера в оба конца — туда в темноте, назад под огнем — велся по колено в воде, с постоянным риском провалиться в полыньи и трещины.

Давление союзников сказывалось все сильнее. Минотавры Согласия требовали все больших жертв. Когда императорское правительство в декабре 1915 года попыталось было возразить, что человеческие ресурсы России, на Западе казавшиеся «неисчерпаемыми», на самом деле подходят к концу, союзные правительства весьма недвусмысленно пригрозили приостановить снабжение нас военными материалами (за которые мы между тем платили вперед золотой валютой и по необычайно высокой расценке). Приходилось тянуться изо всех сил и призвать срок 1918 года, в то время как во Франции призывался еще срок 1916 года.

Союзники не видели — и не желали видеть — разницы в хозяйственной структуре России и западноевропейских стран, где человека «на производстве» заменяла машина. У нас же призыв очередного срока новобранцев, очередной категории ополченцев вызывал незаживающую рану — истощал соки, которыми питалась страна.

В том же декабре Россию посетила французская миссия сенатора Думера. Речь шла не больше и не меньше как об отправке во Францию 300 000 русских солдат — в смысле «20 000 тонн человеческого мяса» — без офицеров и вне всякого организационного кадра. Они должны были, подобно марокканцам, сенегальцам или аннамитам, составить особые ударные роты французских пехотных полков под командой французских офицеров. Автором этого остроумного предложения был какой-то Шерадам — публицист. При всей нашей дряблости и уступчивости этот чудовищный проект был отвергнут. Но французы все-таки настояли на отправке на их фронт русских войск (правда, в гораздо меньшем количестве и с русскими же начальниками). Человек бюрократической складки, генерал Алексеев вместо отправки уже существовавших и сплоченных частей задумал формирование каких-то «особых стрелковых полков», целиком импровизированных либо надерганных из отдельных рот. В январе — феврале были сформированы и отправлены на Западный театр войны 3 «особые бригады» и намечено формирование в продолжение 1916 года еще 5.

1-я Особая бригада генерала Лохвицкого, отправленная через Сибирь, Маньчжурию, Индийский океан и Суэцкий канал, высадилась в Марселе в первых числах мая. 2-я бригада генерала Дитерихса отправлена была через Архангельск, Ледовитый и Атлантический океаны и высадилась в Шербуре. Из Франции она была отправлена на Салоникский фронт. 3-я бригада генерала Марушевского, высадившись в Шербуре, составила с 1-й дивизию под общим начальством генерала Лохвицкого.

Как бы то ни было, отношения между союзниками заметно ухудшились. Ничтожество Сазонова и явная несостоятельность назначенного нашим военным представителем на междусоюзных военных конференциях генерала Жилинского привели к тому, что интересы России стали игнорироваться. Первым военным авторитетом Согласия был победитель на Марне генерал Жоффр. Однако Жоффру совершенно недоставало тех качеств, которые нашлись у Фоша: желания понять союзников и широты кругозора, позволявших бы ему разобраться в сложной обстановке совокупности всех фронтов Мировой войны. Генерал Алексеев отводил душу в ламентациях, недостойных настоящего полководца.

Вот образец одной из таких ламентаций. В январе 1916 года генерал Алексеев писал генералу Жилинскому по поводу угроз Франции прекратить нам снабжение. «Заключение, что Франция, имеющая 2 200 000 бойцов, должна быть пассивной, а Англия, Италия и Россия должны „истощать“ Германию, тенденциозно и не вяжется с грубым мнением Жоффра, что одна Франция ведет войну. Думаю, что спокойная, внушительная отповедь, решительная по тону, на все подобные выходки и стратегические нелепости безусловно необходима. Хуже того, что есть в отношениях, не будет. Но мы им очень нужны; на словах они могут храбриться, но на деле на такое поведение не решатся. За все нами получаемое они снимают с нас последнюю рубашку. Это ведь не условие, а очень выгодная сделка, но выгоды должны быть хоть немного обоюдны, а не односторонни…» Посылая эти мудрые советы, безвольный Алексеев не отдавал себе отчета в том, что «внушительная отповедь» союзникам — его дело, как ответственного главнокомандующего, а отнюдь не дело генерала Жилинского — инстанции подчиненной.

В высшем командовании произошло много перемен. С декабря по февраль Северным фронтом командовал генерал Плеве, заменивший болевшего генерала Рузского. Его 12-ю армию принял командир XIX армейского корпуса генерал Горбатовский, передавший свой корпус генералу Долгову. В марте 1916 года генерал Плеве скончался.

Еще осенью вместо отрешенного генерала Мрозовского командиром Гренадерского корпуса был назначен генерал Куропаткин, тщетно с самого начала войны добивавшийся какого-нибудь назначения и не получивший его при великом князе, неприязненно к нему относившемся. На посту командира корпуса генерал