Голос греха - Такэси Сиота

Соитиро посмотрел в глаза Акуцу, задавшему этот вопрос. В его взгляде теплилось какое-то воспоминание.

— Я хочу увидеть мать.

Акуцу вздохнул с облегчением, услышав об этом желании от самого Соитиро. Именно такое искреннее чувство и определяло для него «будущее», которое он имел в виду, занимаясь делом «Гин-Ман».

— Вы что-то знаете о судьбе вашей матери после пожара?

— Нет, — произнёс Соитиро и воткнул взгляд в стол.

Это было жестоко, но Акуцу решил уточнить:

— Вы связывались с ней после побега с Цумурой?

Соитиро разрыдался. Держа платок у глаз, он скорбно покачал головой. Акуну и Тосия терпеливо ждали.

— Я… Мать… Я бросил её и сбежал, — выдавил из себя Соитиро и прикусил дрожащую губу.

Она смеялась, глядя на сына, такого радостного во время праздника Гион. Он плакал от бессильной ярости, глядя на мать, подвергавшуюся издевательствам в офисе строительной компании. В семье, потерявшей дочь и отца, эти двое, мать и сын, идя плечом к плечу, делили печали и радости. Соитиро до самой глубины души осознавал, что он — единственное, что осталось у матери, и теперь на нём лежал тяжёлый грех предательства.

— Хотя бы хоть словом перемолвиться, пока глаза мои ещё видят; хочу попросить у неё прощения…

Акуцу увидел, что Тосия утирает уголки глаз. Если б Соитиро спросили, что для него счастье, интересно, что бы он ответил? Перед глазами Акуцу всплыл образ его родителей, живущих в Кобэ; он глубоко верил, что именно они вырастили его таким, какой он есть сейчас. В нём поднялась волна благодарности, взгляд его затуманился. Акуцу стало стыдно за себя: человеку тридцать шесть лет, а не знает, в каком отделе газеты хотел бы работать, размышляет как дитя…

И только теперь на него нашло озарение.

Втягивание детей в преступления лишает общество надежды. Дело «Гин-Ман» вдребезги разбило жизнь одного ребёнка. «Я во что бы то ни стало должен помочь им встретиться», — глядя на мужчину, из глаз которого беспрерывно текли слёзы, твёрдо решил Акуцу.

Лестница поскрипывала под тяжестью тела. Скрип, который давно уже стал привычным, теперь неприятно раздражал. Поднявшись на второй этаж, он остановился; ноги у него дрожали. Оранжевый свет электрической лампы падал на дверь в конце коридора. Свет лампочки распределялся равномерно, но сейчас Тосия отчётливо видел его границы. В поле зрения была лишь дверь в комнату матери. Стоя перед тонкой филёнкой, он вспомнил вчерашнюю фразу Соитиро: «Хочу встретиться с матерью». Эти слова из глубины души отозвались в груди Тосии сложными эмоциями. Он тоже должен был встретиться с матерью.

Вчера он так и не смог произнести: «А я ведь тоже ребёнок, чей голос был на тех кассетах». Хотя, скорее всего, Митани из «Сэйкаро» рассказал, кто он такой. Но сам Тосия признаться в этом не смог. Потому что уж очень они были разными — Соитиро и он. В жизни Соитиро дело «Гин-Ман» стало злым роком. Он лишился дома, сестра погибла, мать он предал, скитался по тёмным дорожкам, потерял единственную любовь… Что его собственная жизнь в сравнении с жизнью Соитиро! Воспитанный любящими родителям единственный ребёнок, занимается любимым делом, есть семья, которую он призван защищать…

Однако преступление семьи Сонэ — это совсем другой разговор.

Тосия сжал руку в кулак и решительно постучал в дверь. Стук прозвучал твёрдо; такой же была и его решимость. Мать ответила не сразу, будто что-то почувствовала.

— Это я, Тосия. Можно на секундочку?..

— Да, заходи.

Мать сидела на большом теплом ковре с электроподогревом, поджав под себя ноги, и держала в руках книжку в мягком переплёте. Она была хрупкого телосложения; при взгляде на неё сидящую так и напрашивалось слово «ладная». Работал обогреватель, и в комнате было жарко; перед встроенным шкафом по левой стороне струился белый дымок от электрического увлажнителя воздуха.

— Как себя чувствуешь?

— Здорова. От мяса не отказалась бы…

Вылечившись от язвы желудка, мать решила, что совершенно здорова, но с наступлением осени и холодов желудок снова стал её тревожить. На этот раз маму тошнило, и три дня назад она обследовалась в университетской больнице; теперь все ждали результатов.

Тосия сел перед матерью, поджав под себя ноги, и положил перед собой кассету и тетрадь в чёрной обложке. Мать тихонько отложила книжку в сторону.

— Думаю, ты знаешь, чем я занимался последние четыре месяца…

Глядя ему в глаза, мать кивнула.

— Когда летом в больнице ты попросила принести старый альбом с фотографиями, я залез в телефонную тумбочку. — Тосия указал пальцем на тумбочку, стоящую по соседству с телевизором напротив встроенного шкафа. — Кассета и тетрадь лежали среди вещей отца. Я понял, что они имеют отношение к делу «Гин-Ман», и решил посоветоваться с Хоритой-саном. Сейчас загадка почти разгадана. Остался единственный вопрос: о семье Сонэ. — Поверх тетради он положил письмо, пришедшее от дяди. — Журналист из «Дайнити» встретился с дядей в Англии. А потом на адрес ателье пришло это письмо.

Мать распрямилась и отчётливо произнесла:

— Эту кассету записала я.

Мать, Маюми, 1956 года рождения. Уроженка Осаки. Отец — служащий частной железной дороги, мать — домохозяйка. После окончания колледжа два года проработала в универмаге, вышла замуж за Мицуо. В двадцать три года родила Тосию. Впоследствии помогала отцу по работе в ателье и воспитывала ребёнка.

Такой была краткая биография матери, известная Тосии. Мало кто знал, через что пришлось ей пройти в первой половине жизни, прежде чем она стала матерью. Характер у обоих её родителей был мягким. Отец никогда не повышал голоса, что было редкостью для того времени. Но Маюми он казался человеком безвольным, и в глубине души она презирала его за то, что отец никогда не жаловался на общественное устройство. Родители не справлялись со вспыльчивой, будто в ней текла чужая кровь, дочерью.

Будучи ещё в первом классе средней школы, Маюми в одиночку бегала по университетским кампусам Кансая, где студенты строили баррикады; ей нравилось быть там, где горячо. Около кампуса одного из киотских университетов, где протестующие кидали камни, ей попали одним из них в голову, и у неё пошла кровь.

И в старшей школе, и во время учёбы в колледже Маюми участвовала в митингах и демонстрациях протеста, не будучи при этом глубоко идейной. Отстаивая идеи антиамериканизма, в колледже она выбрала специализацией английскую и американскую литературу, любила Хемингуэя и Капоте, — в этом была её слабость.

Перед самым окончанием колледжа с Маюми произошёл инцидент, резко изменивший её жизнь.

Беда приходит, откуда её совсем не ждёшь. Началось всё с того, что отец Маюми нашёл портфель и отнёс его в полицейский участок. За ужином он рассказал, что когда в полиции открыли портфель, то обнаружили, что он забит денежными банкнотами. Они всей семьёй посмеялись, когда отец, что было не свойственно для него, пошутил: «Сказали, если хозяин не найдётся, то быть нам богачами». Когда хозяин портфеля нашёлся, это должно было стать окончанием мечты о богатстве — но в реальности обернулось кошмаром. Хозяин портфеля настаивал, что недосчитался большой суммы. Полиция взяла показания у отца, а на втором допросе арестовала его. Хотя тот настаивал на своей невиновности, вскрылись обстоятельства, говорившие не в его пользу. После того как отец отнёс портфель в полицию, он купил на большую сумму билеты тотализатора. Скачки были единственным хобби отца. Но он настаивал, что не делал такие большие ставки. И хотя вещественных доказательств не было, его признали виновным и осудили условно. Из железнодорожной компании отца уволили, и семейная жизнь с того момента стала полна тягот.