Ученик ученика - Владимир Корн

Нет, никогда из меня не получится приличного хирурга, поскольку, после того как «шаман» углубился в рану какой-то железкой, вероятнее всего зондом, я поспешно отвернулся, живо представив себе, что эта железяка копается в моем теле.

Так я и простоял до конца операции, лишь изредка оборачиваясь. Лекарь извлек пулю, потом еще долго копался в ране, чистил ее, что ли. Наконец насыпал на нее какой-то порошок и наложил повязку.

Вот тебе и танцы с бубнами. Горднер все еще находился в состоянии общего наркоза, за время операции он даже ни разу не поморщился. Я поинтересовался у лекаря:

– Уважаемый, каковы шансы, что все будет хорошо?

– Полбочки на три ведра, – не задумываясь, ответил он.

Его слова меня немало озадачили. Затем я вспомнил, что это выражение соответствует привычному мне «пятьдесят на пятьдесят», поскольку в обычную винную бочку входит ровно шесть ведер.

Затем лекарь осмотрел ногу Крижона, заставив его что-то проглотить, от «приятного» зелья пострадавший заметно содрогнулся и некоторое время сидел с выпученными глазами. Потом целитель смазал место укуса и о чем-то спросил. Крижон объяснил, указав на меня. А что я, это был всего лишь шанс, пусть и мизерный. Вот мы его и использовали, как оказалось, удачно.

Для наших людей хватило пары шатров. Один из них заняли мы с Горднером, вернее, заняли теоретически – Горднер остался с лекарем. В другом, гораздо больших размеров, разместились все остальные.

В стойбище мы гостили почти неделю. За это время Крижон полностью пришел в себя, а Горднер стал выглядеть как тяжело раненный, а не как смертельно убитый.

Желающие приняли участие вместе с севелугами в охоте на медведя, ну а мне всегда было чем заняться в свободное время. Эту шпагу даже просто держать в руке приятно, ну а работать с ней – вообще одно удовольствие.

Когда охотники прибыли с трофеями, я, как обычно уединившись, отрабатывал связку, показанную мне конечно же Горднером. Связка была довольно сложная, состоящая из нескольких технических элементов. Парирование, уход, затем финт, заканчивающийся двумя рубящими ударами, снова финт и наконец глубокий выпад с колена. Горднер предупреждал, что самый опасный момент связан как раз с выпадом, поскольку, встав на одно колено, резко ограничиваешь себя в подвижности.

Да, насколько я помню, в секции фехтования нас такому не учили. Но нас учили другому, чем я пару раз так удивил Горднера, что однажды он застыл в изумлении. Покачав головой, он тогда заявил:

– Никогда, слышишь, никогда не показывай это другим. Держи для себя, и пусть это будет твоим последним шансом. Вот уж воистину век живи и век учись.

А что я такого особенного сделал? В секции фехтования это чуть ли не сразу ставить начинают, вот только убей – не помню, как называется.

Охотники вернулись веселые и довольные. Тибор гордо ехал на коне с перекинутой через седло серной. Добыли они и медведя, который был похож на всех остальных медведей, которых мне раньше довелось видеть, разве что имел несколько большие уши. Его убили одним-единственным выстрелом из лука. Очень удачный оказался выстрел, но и лук-то каков! С другой стороны, чему удивляться, такое оружие – целое произведение искусства. Стрелой из такого лука раньше рыцарские доспехи пробивали. Да и потом его еще долго предпочитали огнестрельному оружию.

Крижон радостно потирал руки в предвкушении. Оказывается, он ни разу не пробовал не только лебедятину, мясо серны и медвежатина тоже были для него в новинку. Это сколько же ему еще всего узнать предстоит? Даже позавидовать можно. Мне бы так, глядишь, и отпустило бы.

Мне каждый лишний день, проведенный здесь, нервов стоит. Понятно, что задерживаемся мы по объективным причинам, и все же.

Еще и Мухорка моя. С виду-то она совсем не изменилась, по крайней мере, мне так кажется. Как на ней теперь ездить-то? И можно ли ее вскачь пускать? Вдруг это вредно для ее будущего чада. И спросить не очень-то удобно. Сейчас многие вещи делать совсем не нужно, особенно глупые вопросы задавать.

Беременные женщины мне нравятся. Нет, я не извращенец какой-то. Просто у них такая плавная походка, взгляд такой особенный и загадочная улыбка, куда там Моне Лизе. Хотя слышал я одну из версий о природе ее улыбки, согласно которой женщина с портрета узнала, что ждет ребенка.

Вечером был пир. Кроме медведя и серны, добытой Тибором, охотники подбили еще порядочно дичи. Даже пару подсвинков добыли. Вот и я себя тоже порадую, ни разу серну не пробовал, возьму пример с Крижона. А что медвежатина? Мясо как мясо, никогда я в ней особого удовольствия не находил.

Пировали мы под открытым небом на застеленной кошмами земле. Помимо свежей дичи было много других не менее приятных яств. Один сыр из козьего молока, острый, пряный и с легкой горчинкой, чего стоил. Было и вино, и кумыс, и даже брага на меду. По крайней мере, я так подумал.

Мы с Горднером сидели на почетных местах рядом с Скройлом. Вернее, Горднер находился по левую руку от него, ну а уже следом и я устроился. У Скройла действительно левая рука плохо гнулась в локтевом суставе, и, для того чтобы выхватить лук, ему требовалось сделать лишнее движение. Видимо, поэтому он и носил за поясом пистолет. Хотя возможно, он служил просто украшением, потому что смотрелся пистолет именно как ювелирное изделие.

Горднер был бледен, рана еще давала о себе знать, но время основательно нас торопило. Мы решили выехать в Мулой через день.

Во время пира было произнесено множество тостов. Хозяева предлагали выпить за людей, которые не побоялись пройти через Гориенские болота. Мы в свою очередь поднимали кубки за гостеприимных хозяев – отличных наездников, грозных воинов и не менее удачливых охотников.

Играла музыка, целый оркестр, состоявший из пары инструментов, чем-то напоминавших мандолины, нескольких рожков и барабана. На барабан я обратил особое внимание, поскольку кожа, пошедшая на его изготовление, очень походила на человеческую. Да что там походила, насколько мне известно, только люди любят украшать свое тело всевозможными татуировками, а на барабане их хватало.

Так оно и оказалось. Поймав мой заинтересованный взгляд, Скройл объяснил, что кожа действительно человеческая, и принадлежит она, вернее, принадлежала одному из вождей кронтов, их извечных врагов. Если он хотел меня этим шокировать, не очень-то ему это и удалось, подумаешь, эка невидаль. Когда я спросил у него, не содрали ли эту кожу, перед тем как отправить бедолагу в котел, Скройл расхохотался и успокоил меня, что дело было совсем не так. После того как вождь кронтов остался без кожи, ему предоставили полную свободу и даже вернули коня. Так я и не понял, шутит ли Скройл или говорит серьезно.

Сами севелуги обычая расписывать тела у своих извечных врагов не переняли, и это легко можно было увидеть, так как многие были одеты в короткие кожаные жилетки на голое тело.

Вскоре местные батыры устроили борьбу, и тут уж совсем стало ясно, что татуировок нет, поскольку из одежды на борцах остались только набедренные повязки. Ничего из борцовской техники меня не заинтересовало, обычное пыхтение и топтание с целью заставить противника коснуться земли хотя бы коленом.