Ученик ученика - Владимир Корн

На обратную дорогу факелов уже не хватило, но было легко сориентироваться по свету костра. Конечно, все уже давно поели, но в своих ожиданиях я не обманулся: моя пайка меня ждала. Я удобно пристроился с миской в руках и даже успел откусить от ржаной лепешки, когда раздался испуганный вскрик Крижона, сменившийся проклятиями.

В наступившей темноте было трудно что-то понять, но все выяснилось быстро – Крижона в лодыжку укусила змея. По иронии судьбы укус пришелся на правую ногу, поскольку Крижон, чтобы не выглядеть нелепо в одном сапоге, снял и второй.

Далеко уползти змея не успела, и из земли между камней торчал ее хвост. Если судить по его размерам, вбили ее в землю крепко, чуть ли не на полметра. Спина гадины была покрыта красными прямоугольниками, вытянутыми вдоль хребта, и это говорило об одном: укусило Крижона самое страшное порождение здешних болот – цецид. По пути через болото цециды попадались нам несколько раз, и теперь каждый знал, что укус его очень ядовит и непременно приводит к смерти. Чемир специально обратил на них внимание.

Вокруг Крижона заметались люди, пытаясь чем-то помочь. Ранку расширили, пытаясь выдавить яд вместе с кровью, кто-то предлагал прижечь каленым железом и даже сунул для этой цели кинжал в огонь. Побелевший Крижон переводил взгляд с одного на другого, а в его глазах было столько надежды… Его подбадривали, хлопали по плечу, уверяли, что все будет хорошо… И каждый понимал, что все бесполезно, спасения от укуса цецида нет. Или все же есть? Неужели его яд сильнее яда гремучей змеи? Стоит попробовать, даже если есть один шанс на миллион.

Я подошел к единственной нашей вьючной лошади и отвел ее в сторону от остальных животных. Молодая кобылка доверчиво потянулась ко мне. Ей сильно досталось, пока вытаскивали из зыбуна, и она успела пару раз хлебнуть мутной жижи, что вряд ли пойдет на пользу даже лошади.

«Извини меня, милая, тысячу раз извини. Люди привели тебя на это болото, где ты чуть не погибла, они же и спасли тебя от смерти. И спас тебя фактически Крижон, и пострадал он именно от этого: если бы один его сапог не увяз в болоте, ему не нужно было бы снимать другой. И теперь ты должна умереть, чтобы у нас был шанс помочь твоему спасителю».

Я вставил ей в ухо ствол пистолета и спустил курок. Пасшиеся неподалеку лошади не показали сильного беспокойства: их не испугаешь одиночным выстрелом, они воспитаны для войны.

Кобыла завалилась на бок и некоторое время дергала ногами. Все. Теперь мне нужно как можно быстрее извлечь печень. Ее следует резать тонкими ломтиками и прикладывать к месту укуса. Я знаю, однажды таким образом человек спас себе жизнь после укуса гремучей змеи. Правда, он использовал печень вовремя подвернувшегося оленя, да и змея сейчас не гремучая. Но это шанс.

Подлетел Тибор, вопросительно взглянул на меня. Буквально в нескольких словах я объяснил ему суть дела. Тибор быстро вспорол брюшину уже переставшей дергаться лошади, отделил печень и скачками унесся к Крижону. Вот и отлично, у меня бы это заняло кучу времени. Знать – не значит уметь.

И дай бог, чтобы помогло. Иначе я ночами буду просыпаться с криком, увидев во сне доверчивый лошадиный взгляд. Я не помню, как долго нужно прижимать к укусу печень, прежде чем сменить кусок. Помню только, что на срезе печени должна появляться зелень, похожая на плесень. Вот только не увидишь ее при свете факела.

Через час стало понятно, что Крижон не умрет. Нога его распухла до состояния бревна, он был бледен и покрылся испариной, но все же жил и как будто бы умирать не собирался. Еще через полчаса Крижон уснул, уложенный на попону и прикрытый парой походных одеял.

Все, вот теперь можно и поужинать.

Я ел остывшую похлебку и убеждал себя в том, что сразу, как только с ней закончу, поднимусь и пойду заниматься своим ежевечерним делом перед сном. Вчера пришлось пропустить, но слишком уж мало было свободного пространства на месте нашей последней ночевки.

Сначала я буду вынимать шпагу из ножен, стараясь делать это как можно быстрее. Затем много раз подряд повторю комбинацию, которую недавно показал мне Горднер и которую я еще не успел заучить. И в самом конце я буду двигаться очень-очень медленно. Все это займет минут сорок. Я пытался убедить себя, что у меня хватит на это сил.

Вышло же все несколько иначе. Покончив с едой, такой густой, что в ней вполне может стоять ложка, я встал, подошел к барону Чирену фер Бренуа, поднял его полную так и нетронутой похлебки чашку и с силой прижал ее к его лицу. Вторая моя рука крепко удерживала барона за шею.

«Что-то у меня это в привычку вошло», – подумал я, глядя на выражение лица фер Бренуа, после того как убрал чашку.

О, как мы, оказывается, умеем смотреть! И чего только в этом взгляде нет! Тут тебе и изумление, и гнев, и оскорбленное самолюбие.

– Ты будешь есть, уважаемый Чирен. И ровно столько, сколько тебе дадут. Если в следующий раз ты снова откажешься, я вобью чашку в твой рот вместе с зубами. Поверь мне на слово, когда у тебя появится возможность потребовать у меня сатисфакции, ты прекрасно сможешь сделать это и без зубов. И запомни хорошенько, среди наших с Горднером людей нет ни одного стуима. Еще скажу тебе по страшному секрету, что, если бы ты не был так нужен, мне не понадобилось бы убивать лошадь. Ты понял, о чем я?

Вероятно, мне следовало бы контролировать свои эмоции, потому что пленник даже попытался отползти от меня, упираясь в землю связанными ногами. А я еле себя сдерживал. Фер Бренуа успел достать всех. Горднера он не трогал, хотя и бурчал себе что-то под нос в его адрес, меня, кстати, тоже не задевал. Зато остальные наслушались от него таких вещей, что, не будь он благородного происхождения, его давно уже утопили бы в болоте.

Сейчас он смотрелся очень забавно, с перемазанным лицом, испуганными глазами и повисшими на усах ингредиентами похлебки. Кушать фер Бренуа будет, и мы доставим его к месту назначения крепеньким и розовощеким, чтобы он мог говорить долго и подробно, не падая при этом в обмороки от изнеможения.

Будет отказываться – накормим силой, и не беда, что до полиэтиленовых пакетов еще добрых пара-тройка веков, кожа вполне сможет их заменить. Рассказывали мне, что, когда в тюрьме объявляли голодовку и зашивали себе рот, кормили кашей именно так. И мы накормим его этим самым неблагородным образом.

Если же ему все-таки захочется уйти из жизни тихим и незаметным образом, рад буду подсказать несколько вполне надежных способов. Первый и самый простой: откусил себе пол-языка и сиди, кровь глотай. Можешь даже смотреть по сторонам и улыбаться. Не так уж и много ее у человека, вся в желудке поместится, пива больше влезет. Вот только вряд ли он на это решится.

– Чемир, – негромко позвал я. Все уже угомонились, кое-кто даже успел заснуть, так что шуметь не стоило.

– Да, ваша милость, – незамедлительно откликнулся он.

– В котле еще что-нибудь осталось? Господин фер Бренуа добавки просит.

Я же отправился проведать Мухорку, благо идти было два шага. Что-то не нравится она мне в последнее время. Одышка у нее появилась, и взгляд какой-то невеселый.