Силы и престолы. Новая история Средних веков - Дэн Джонс

множество послов со всех концов света, в том числе немало людей с Запада – русские, венгры, люди, говорившие на французском и латыни, и многие другие. Шатер Гуюка стоял в центре лагеря. Он был отделан прекрасным шелком, и его поддерживали золотые столбы, но разглядеть его ближе было трудно, поскольку любого, кто подходил слишком близко, ханская стража могла схватить, раздеть донага и избить. Карпини испытывал неловкость из-за того, что он привез в подарок только бобровые шкуры – драгоценные дары других гостей едва помещались в 50 больших повозок. Кроме того, Карпини побаивался за свою жизнь: один русский князь, приехавший поклониться хану, недавно был найден мертвым в своем шатре – он лежал навзничь с пепельным лицом, как будто его отравили. После томительного ожидания длиной в несколько дней Карпини в конце концов получил аудиенцию у Гуюка.

Он обнаружил, что новому хану «от роду сорок или сорок пять лет или больше; он небольшого роста; очень благоразумен и чересчур хитер, весьма серьезен и важен характером. Никогда не видит человек, чтобы он попусту смеялся и совершал какой-нибудь легкомысленный поступок»[630]. Хан расспросил Карпини через переводчиков о его повелителе папе римском, пожелав узнать, кто он такой и говорит ли он на монгольском, арабском или русинском (славянском языке, распространенном среди русов). Латынь показалась Гуюку безнадежно провинциальной. Однако у Карпини возникло отчетливое ощущение, что хан, не впечатленный латынью, все же имеет некоторые виды на папские владения: Гуюк настоял, чтобы дать ему для путешествия обратно на Запад монгольских провожатых, и Карпини был уверен, что его будут сопровождать шпионы или военные разведчики. Впрочем, помешать этому он никак не мог. Гуюк продиктовал ответные письма к папе: он отклонял предложение принять крещение и резко повелевал главе римской церкви склониться перед ним, иначе его ждут неприятные последствия. После того как эти письма перевели на латынь, а также на арабский, Карпини отпустили восвояси. Ему и его спутникам подарили лисьи шубы, подбитые шелком, и проводили обратно в ту сторону, откуда они пришли. Им снова предстояло долгое путешествие от одной ямской станции к другой, и Карпини еще не раз приходилось спать на снегу морозными ночами. Когда он вернулся в Киев, русские встретили его с изумлением – они считали его давно погибшим, но Карпини не умер. Он совершил путешествие, возможное только раз в жизни (и порой даже получал от него удовольствие), и увидел изнутри земли, которые в его время только начали открываться для европейцев. В середине 1247 г. он вернулся в Европу, передал письма хана папе в Лионе, рассказал свою историю и получил награду: ему дали высокую должность архиепископа в черногорском городе Антивари (Бар), сделали папским легатом и послом к королю Франции Людовику IX, который проявлял живой интерес к монгольским делам. После этого Карпини прожил всего пять лет – очевидно, тяготы путешествия не лучшим образом сказались на его здоровье. Однако перед смертью он написал книгу обо всем, что увидел, описав в ней новый мир, новые возможности и новые опасности молодой восточной империи. Он боялся только, что люди назовут его фантазером и лжецом, потому что рассказы о его приключениях по меркам того времени действительно казались невероятными.

Раскол империи

По горячим следам за Плано Карпини устремилась длинная вереница предприимчивых дипломатов и миссионеров. Примерно в то же время отправиться на восток поручили некоему Лоуренсу Португальскому (но после этого о нем больше ничего не слышали). В 1247 г. монахи-доминиканцы Симон из Сен-Кантена и Аскелин Ломбардский посетили в Персии монгольского полководца Байджу. В 1249 г. братья Андре и Жак де Лонжюмо отправились в Каракорум с подарками и письмами от французского короля и папы римского[631]. В 1253 г. в Монголию поехал еще один монах-францисканец, на сей раз для того, чтобы обращать в веру язычников (что считалось одной из главных обязанностей последователя святого Франциска)[632].

Этот последний был фламандец по имени Гильом Рубрук, и он, так же как Плано Карпини, описывал все увиденное в путевом дневнике, намереваясь затем подать эти записки в виде отчета королю Людовику IX Французскому. Брат Гильом, в отличие от Карпини, пошел несколько иным путем: он начал путь из Константинополя, переплыл Черное море и высадился в торговом порту Солдайя – бывшей генуэзской торговой колонии, теперь захваченной монголами, где, однако, продолжали вести дела преуспевающие группы итальянских купцов. Он тоже встречался с западным ханом Бату и провел в его обществе пять недель, путешествуя вниз по Волге, после чего отправился в Монголию.

По пути внимание Рубрука привлекали те же странные монгольские обычаи, которые до этого замечал Карпини: грязь и бытовая нечистоплотность, сила и трудолюбие монгольских женщин, сложная система суеверий, социальное насилие и частые смертные казни, ужасный вкус кобыльего молока (которое многие христиане в Монгольской империи к этому времени отказывались пить из религиозных соображений), тяга к подаркам, смесь невежества и нездорового любопытства во всем, что касалось Запада (один собеседник Рубрука слышал, что папе римскому исполнилось пятьсот лет), всеобщий страх перед грозой, отвратительная всеядность, доходящая до поедания мышей, и пристрастие мужчин и женщин к странным прическам. Рубрук точно так же страдал от тягот дальнего путешествия и тоже провел немало времени, мучаясь от холода, голода, жажды и болезней. Однако он точно так же не собирался отступать.

Через два дня после Рождества 1253 г. Рубрук прибыл в ханскую ставку, расположенную прямо за стенами Каракорума. Город показался ему не слишком впечатляющим по сравнению с аббатством Сен-Дени и другими чудесами европейской архитектуры, но, несомненно, многонациональным и мультикультурным – в нем было 12 храмов, две мечети и одна церковь. Хан Гуюк умер, ему наследовал его двоюродный брат Мункэ. В остальном хорошие времена еще были в самом разгаре. Монгольская столица оставалась очень богатым городом и привлекала купцов и посланников со всех концов земли. Здесь никого не удивлял вид индийского вельможи, ведущего по улице цепочку лошадей, на спине у которых сидели борзые или леопарды. В городе даже проживала небольшая группа христиан с Запада: некий несторианин, служивший личным секретарем хана Мункэ, парижанин Гильом Бушье, работавший придворным ювелиром, англичанин Базиль, который говорил на множестве языков и много путешествовал, но, очевидно, находился в Монголии без всякой определенной цели, и добрая французская девушка Пакетта, которая попала в плен к монголам в Венгрии и теперь служила в их царстве кухаркой.

Хотя эта скромная дружеская компания несколько скрашивала Рубруку пребывание на чужбине, его миссия по обращению язычников в целом не имела большого успеха. Он много месяцев оставался в Каракоруме и не раз пытался лично проповедовать слово Христа великому Мункэ. Но, очевидно, его