Наследник Тавриды - Ольга Игоревна Елисеева

— Исповедуйте меня не как императора, а как простого мирянина, — попросил он.

Больше часа Александр оставался наедине с исповедником, потом позвал жену и, держа ее за руку, слабым, но ясным голосом сказал:

— Странно, не правда ли, расставаться, когда все так хорошо устроилось для нас двоих? — и, увидев, что она плачет, добавил: — Я никогда не был так счастлив, как здесь с вами. Благодарю.

Лиз зарыдала. Она собиралась уйти первой. А оказалась брошенной сиротой.

С 15 ноября Александр впал в тяжелую горячку, не мог говорить, но еще какое-то время узнавал окружающих. Елизавета Алексеевна сидела рядом с ним. Иногда она наклонялась, чтобы он мог коснуться губами ее щеки, и ощущала слабый, как дыхание, поцелуй. Последние сутки государь почти не приходил в сознание.

19 ноября около 11 утра наступила развязка. Елизавета Алексеевна сползла со стула на пол, с трудом встала на колени и начала молиться. Потом перекрестила мужа, поцеловала и закрыла ему глаза. Ее увели. «О, матушка! Я самое несчастное существо на земле! Я осталась жива после потери ангела доброты и кротости. Великий Боже, что за судьба! Где убежище в этой жизни? Когда думаешь, что все устроилось к лучшему, приходит горе».

Именно тогда от тела императора отделился бесплотный двойник, отправившийся в долгое странствие. Солдат, стоявший на часах у дверей дома, услыхав о смерти государя, не поверил:

— Да как же? Я только что видел, как его величество вышел в город. Такой сутулой спины и опущенных плеч ни у кого нет.

25 ноября 1825 года. Санкт-Петербург.

Никс любил сердиться и хмуриться на службе: ему казалось, что это предает солидности. Однако, переступив порог Аничкова дворца, он сбрасывал с плеч день. В сторону летела шинель, стаскивались сапоги, и размашистые шаги в коридоре возвещали детям: «Я дома!» Мелкое племя знало, что из papá можно вить веревки. Запрягать в игрушечную повозку, кататься верхом, требовать строить кукольный дом (лучше крепость) и накрывать вешалку ковром, делая из нее вигвам.

— Ты в младенчестве не наигрался, — хохотала Александра.

У Саши и Мари были гости. Расставили в детской маленький столик, на него игрушечную посуду, закуски, угощения, сладости. Все шло чинно, пока не ворвался papá и не заявил:

— Я со службы. Съем слона.

Мари взвизгнула и полезла к нему с эклерами. На правах любимицы ей позволялось измазать родителя кремом.

Часы ударили шесть раз, и вступивший в комнату камер-паж доложил, что внизу его высочество ожидает генерал-губернатор Петербурга Милорадович. По срочному делу.

Никс досадливо поморщился. Ему вовсе не улыбалось представать перед графом в сливках и с Мари на шее. Дочка как раз заканчивала пальцем рисовать papá правую бровь белого цвета. По знаку Александры няня забрала протестующую девочку. Жена подала мокрую салфетку. Великий князь оттер физиономию и с явной неохотой двинулся вниз.

По приемной скорыми шагами ходил генерал-губернатор, поминутно хлопая здоровенным белым платком и орошаясь слезами.

— Что с вами, Михаил Андреевич, — озадаченно осведомился царевич. — Беда?

Милорадович втянул в себя воздух, чтобы успокоиться. Но произведенный им звук больше напоминал громовые рыдания.

— Его величество умирает. — Он протянул Никсу письма Волконского и Дибича с юга. — Есть слабая надежда…

Ноги у Николая подкосились.

— Как же так? Ведь он был здоров, — только и мог выдавить царевич. — Как сказать maman?

— Ее величество знает, — тотчас отозвался граф. — Я только что от нее.

Никс с неодобрением покосился на генерал-губернатора. Он догадывался об отношениях матери с этим человеком. Но все же следовало вперед известить его, а не наносить ей удар в самое сердце.

— Вдовствующая императрица умоляет вас прибыть во дворец, — продолжал Милорадович.

— Я… я сейчас позову жену.

Никс настолько растерялся, что не знал, как действовать дальше. Пожалуй, это он нуждался в матери, а не она в нем. Спотыкаясь, великий князь поднялся обратно к детской, вызвал Александру и прямо в коридоре у дверей выпалил все. Молодая женщина побледнела. Впрочем, царевич и сам стоял ни кровинки в лице.

— Вот, вот, вот наше положение! — сиплым от волнения голосом прошептал он. — Ни один документ не обнародован. Никто ничего не знает. Вся страна считает Константина наследником. Если с государем случится несчастье, мне не будут повиноваться. Могут произойти столкновения.

Александра взяла мужа за руку.

— Думай о maman.

Никс устыдился. Она права. Сколько ударов может вынести сердце одной старой женщины? Муж, две дочери и теперь Александр. Ее гордость, ее идол, ее сокровище.

— Надо ехать.

Наскоро переодевшись и отдав распоряжения, супруги поспешили в карету. Дорога до Зимнего заняла десять минут. Только сегодня они обедали здесь у Марии Федоровны. Смеялись. Но maman уже была рассеянной. Не отвечала на реплики. Чувствовала? Ее застали в ужасном состоянии. Вся белая, растрепанная, с трясущимся, как упавший студень, лицом, она расхаживала по кабинету и рвала на мелкие клочки всякую попадавшуюся бумажку.

Их высочества кинулись к ней с разных сторон и обхватили руками.

— Тихо, тихо, — шептал Николай. — Господь милостив.

Но нет, государыня понимала, к чему идет. И от непоправимости происходящего не могла найти себе места.

— Пустите меня к нему! Мальчик мой! Мальчик!

Мария никогда не плакала сразу. Но близкое, осязаемой присутствие детей сломало у нее в груди какую-то плотину, слезы хлынули ручьями. Только теперь Никс до конца осознал, как стара и слаба его мать. А ведь он рассчитывал на ее помощь. В растерянности великий князь оглянулся по сторонам, будто ища опоры, и наткнулся глазами на губернатора Милорадовича, тихо вошедшего в кабинет вслед за ними.

Такое поведение показалось царевичу неприличным. Они здесь в кругу своей семьи. Неужели нельзя оставить их на несколько минут в покое? Николай гневно сдвинул брови и тут же почувствовал, что жена сжимает его пальцы. Шарлотта раньше всех все поняла и умоляла мужа сдержаться. От графа зависело теперь многое. С ним нельзя ссориться.

Никс перевел взгляд на мать. Та вздрагивала в их объятьях и, казалось, ничего не замечала.

— Я останусь здесь, на диване, — с трудом выговорила она. — Буду ожидать известий. А вы ступайте. Вам с Михаилом Андреевичем надо оговорить действия на случай…

Тут женщина снова зарыдала и, опираясь на руку невестки, пошла к дивану.

Николай повернулся к Милорадовичу.

— Я взял на себя смелость призвать председателя Государственного совета Лопухина, члена совета Куракина и командира Гвардейского корпуса генерала Воинова.